Радио «Москвина» - [32]

Юрий Никулин в кресле — за огромным письменным столом, выжидательно смотрит на меня. Я — на краешке стула для посетителей, онемевшая от восторга, с включенным магнитофоном. Передо мной фотография Аллы Пугачевой: «Юрию Владимировичу — с любовью!», бюст Пушкина и керамическая лягушка.

Мне кажется, он понял, что путь, который меня сюда привел, не так прост, как дорога от Орехова-Борисова до Цветного бульвара. Встал, взял с вешалки пальто, накинул на плечи, там холодно было у него, окна не заклеены и …занялся своими делами.

Какой-то мужик явился, давай с ним про зубы разговаривать.

Юрий Владимирович говорит:

— Мне в институте делали снимок — круговую панораму. Через минуту вынесли — ВОТ ТАКУЮ ЧЕЛЮСТЬ! — никулинский жест — разведенные кисти рук — как будто он держит дыню-торпеду. — Потом операция в госпитале для ветеранов войны. «У вас кровь как сворачивается?» — спрашивают. — «Да ничего», — отвечаю. Положили меня на стол. А там плюс шесть градусов. В результате с зубами все нормально, а у самого — воспаление легких!

Тут к нему валом повалил народ — от самых важных и сановитых до канонических уборщиц со швабрами в сатиновых халатах. Придут, встанут и стоят, глядят на него, как будто чего-то ждут. Он улыбнется, пошутит, и все — абсолютно все и каждый — уходят от него с хохотом!

«Подзаряжаться приходят», — я подумала.

Он мне:

— Вы извините, — показывая на этот нескончаемый людской поток.

А я и рада. Ну, что мне у него спрашивать? Ведь самые лучшие случаи он описал в своей книжке «Почти серьезно». Я у знакомых взяла ее почитать и целый год не отдавала. Да просто посидеть с ним, пусть даже в холодной комнате, поглядеть на него, послушать. Такой родной человек.

Когда ушел дядька — с зубами, в дверь робко постучал фронтовой товарищ «Витя».

Никулин — ласково:

— Вить, ты садись! — а сам по телефону кому-то объясняет, немного раздраженно, как подъехать к цирку грузовику с кирпичами и где разгрузиться:

— До Трубной плошади! Труб-на-я! Вы знаете, есть такая площадь — Трубная?

Водитель не знал. И пока записывал адрес, Юрий Владимирович, прикрыв трубку, совсем другим тоном — Вите:

— Вить, ну ты как?

Витя, волнуясь:

— Живой… Здо…

Никулин:

— Нет, ты живой, оказывается?

Тот ему стал подробно рассказывать про свой телевизор. Как он у него плохо работает, хотя и новый… По всем программам помехи. На первой и второй продольные, а на остальных — поперечные. Не может даже комедию посмотреть с участием своего фронтового товарища. Ушел в отставку, а времени все равно ни на что не хватает!..

Юрий Владимирович слушает его терпеливо и смотрит задумчиво на большой лист картона, где расписан его рабочий день — ровно двадцать пунктов. Каждое утро он намечал себе двадцать дел.

— Если к концу дня половину зачеркну, — он мне бросил, — очень хорошо!

Архитекторы склоняются над его столом, проектировщики расстилают перед Никулиным чертежи, приходят прорабы из Главмоспромстроя, заглядывают строители из финской фирмы «Полар»… Незнакомый цирковой артист уговаривает Юрия Владимировича принять его аттракцион. Никулин объясняет, что это никак не вписывается в программу. И сам же огорчается — не любит отказывать артистам. Поэтому провожает его ободряющим анекдотом:

— Телефонный звонок директору цирка. «Скажите пожалуйста, вам не нужна говорящая лошадь?» Директор бросает трубку. Снова звонок. «Скажите все-таки, вам не нужна говорящая лошадь?» — «Перестаньте хулиганить!» Снова звонок: «Слушай, идиот! Ты думаешь, мне легко набирать копытом номер?»

— Знаете, сколько желающих выступить в нашем цирке? — он грустно мне говорит. — Семь тысяч! А в каждой программе занято всего семьдесят-восемьдесят артистов. Что делать? Заставлять людей в очереди по нескольку лет стоять? Тоже ведь жестоко. А менять программы — очень дорого.

После всеобщего подорожания нечем артистам платить, зверей кормить. Я уж не говорю про гастроли, оплату гостиниц и дороги. Каких денег это все стоит — ого-го-го! Но в убыток себе — не будем повышать цены на спектакли, чтобы и малообеспеченные семьи иногда могли своих детей порадовать…

Погрузки, разгрузки, уборки, продукты для животных — все к нему.

— И репетиции, и строительство, — подхватывает Юрий Владимирович. — И заботы о том, увезут ли вовремя говно из конюшни или опять нас оштрафуют… Тем не менее, наши звери получают все, что положено международными нормами. А мясо у нас почем нынче, в курсе? Вот и нам оно не дешевле достается.

(Однажды служитель из московского циркового поезда в провинциальном городке придумал продавать мясо, предназначенное для тигров, местному населению. У вагона выстроилась очередь. Подходит мужик в кепке и в телогрейке: «Мне два кило», — протягивает деньги. Это был Юрий Никулин. Парень смутился. А Юрий Владимирович: «Мальчик, не обижай тигров!»)

Явился пожарный, угрожая санкциями.

Никулин:

— С кем я не могу договориться — это с пожарными. Мы с Игорем Кио выступали в Америке, ездили по разным городам. У него был номер — сжигание женщины. На репетиции вечно толпятся пожарные и полицейские. И все у нас спрашивали: «Как это у него получается?» Я говорю: «А что, разве у вас в Америке сложно каждый вечер новую бабу найти?» Тогда пожарные стали выяснять, что за пламя, какой высоты, другие технические подробности. Я говорю: «Что вы так волнуетесь. Мы в Америке два месяца выступаем, и всего два зала сгорело…» Они такой крик подняли, а потом взяли, да и запретили представление. Кио на меня страшно разозлился: «Вот до чего ваш юмор доводит!» Но было уже поздно. Там пожарные железные — если уж сказали «нет», ничто их не переубедит.