Радимир - [66]

В темноте мои новые холсты угадываются только по прямоугольным силуэтам. Из-за неплотно прикрытой шторы на одну из картин падает полоса голубоватого уличного света. Секунду смотрю на выхваченный из тьмы кусок, и вдруг он складывается в человеческий профиль. Вот плоскость лба, линия бровей, нос… Слегка смахивает на Хосе Мануэля. Я резко встряхиваю головой, и картинка снова распадается на отдельные пятна.

Чтобы развеять наваждение, я зажигаю свет и всматриваюсь в удивившую меня картину, но волшебство не повторяется. Это из-за того, что тусклое уличное освещение скрадывало истинные цвета и делало их однотонными. Яркий свет же снова придал им первоначальную насыщенность. К тому же, невидимая в темноте часть картины, присоединилась к полоске, что была на свету, и теперь я даже не понимаю, какие именно пятна сложились в Хосе Мануэля. Да и черт с ними! Подхожу к окну и резким движением отбрасываю штору. Выключаю свет. Теперь уже вся комната наполнена рассеяным голубоватым сиянием. Мельком смотрю на картину — никакого профиля там нет. Одно движение — и призрак исчез.

Возвращаюсь обратно в теплую постель. Сладко потягиваюсь руками и ногами во все стороны. Без Аньки кровать кажется мне неимоверно огромной.

Слышу, как где-то в комнате Феликс цокает по полу отросшими когтями — как будто золушка-дюймовочка куда-то спешит на тоненьких каблучках. Пытаюсь угадать кошачий маршрут, но звук пропадает — наверное, Феликс забрел на ковер.

Сильно скучаю по Аньке, даже когда она уезжает к маме всего на одну ночь. Ем ли я, смотрю ли телевизор, — в каждом эпизоде своего куцего дня ощущаю явную недостачу. Как будто из моего фильма исчез главный герой, и дальнейшее действие кинокартины интересно только тем, что неминуемо приближает новое появление звезды.

* * *

— Эту я не отдам, — говорит Анька и тычет перламутровым ногтем в одну из моих новых картин — пожирающие друг друга ярко-красные маки на пятнисто-камуфляжном фоне.

Это как раз та картина, в которой мне померещился профиль Хосе Мануэля. Хотел все новые картины отнести в салон к Эльвире, но эту придется оставить — с беременной супругой не поспоришь. Плохо, когда ты сам или кто-то из домашних слишком привязывается к твоим картинам. Если, при таких темпах живописного производства, каждую шестую картину оставлять дома, то вскоре их придется развешивать на потолке. Раньше Анька и смотреть на мои картины не желала, а этими восторгается. Одна надежда, что через месяцок-другой эта мазня ей надоест, и я преспокойненько отнесу картину в салон. Почему-то я уверен, что эти цветы будут пользоваться спросом.

Хотя, какой «через месяцок» — размечтался! Скоро у нас тут повсюду другие полотна будут развешаны — детские пеленки с пахучими желтыми разводами. По инерции продолжаю мыслить устаревшими категориями без поправки на ожидаемое увеличение семьи. Даже не знаю, когда в следующий раз за кисть возьмусь. Немного обидно, что только нащупал новый стиль, как обстоятельства тут же связывают мне руки… Но зато, какие обстоятельства!!!

Анька идет в спальню переодеваться. Я еще пару минут обозреваю свою живописную оранжерею и следую за ней.

Беременность Аньку совсем не портит. Она, конечно, изменилась, но только в лучшую сторону. Как-то вся подтянулась, похорошела, а в глазах проявился мягкий уютный свет. Говорят, что если женщина носит в утробе сына, то с беременностью она только хорошеет, а если дочь, то, наоборот, дурнеет — будто бы дочь отнимает у матери часть красоты, а сын забирает все чуждое, мужское.

— Слава богу, встал на путь истинный, бросил рисовать своих монстров, — шутя говорит Анька запахивая халат и сооружая из концов пояска аккуратненький узелок, — Еще бы работу свою дурацкую бросил!

Ее слова звучат продолжением моих недавних мыслей. Может быть она уловила мое настроение в картинах?

— Ты имеешь ввиду Хосе Мануэля?

— Ну да, не Альберта же, — усмехается Анька.

Я удивлен, раньше она никогда не выказывала своего негативного отношения к испанцу, а, может быть, я этого просто не замечал? Решаю сразу не выкладывать Аньке своего решения, а немного поиграть в кошки-мышки.

— И чем он тебе так не угодил? Много времени работа не отнимает, деньги платят…

— У нас скоро родится ребенок, а у тебя полный компьютер трупов и прочей мерзости. Включать страшно, а ведь, что в компьютере, то и в голове! Да и вообще, ты какой-то другой стал в последнее время…

— Какой другой?

— Напряженный какой-то… Вот и по ночам лягаться стал.

— Кошмар приснился. А напряженный потому, что скоро отцом стану.

— Напряженность твоя еще до моей беременности появилась, — говорит Анька и проскальзывает мимо меня в комнату.

— В таком случае, завтра напишу заявление об увольнении! — кричу я ей вслед.

— Неужели? — оборачивается Анька и намеренно широко распахивает глаза.

Я утвердительно киваю.

— Посмотрим, посмотрим, — твердит она с сомнением и идет на кухню, но через несколько секунд возвращается, — Иди, посмотри, что там наделал твой друг Феликс.

— Нарыгал что ли? Так я вроде убрал…

— Да нет, угол пометил. То-то его и не видно, даже меня встретить не вышел.

Я ищу глазами Феликса. Надо бы его поругать и слегка отшлепать для профилактики — еще вся весна впереди.