Радимир - [65]

Шрифт
Интервал

Впервые я позволил себе расслабиться и отойти от удушающего реализма, когда написал букет для кухни. Тогда я успел уловить ту творческую свободу, которую дает отказ от детального воспроизведения условностей нашего физического мира, и хотя цветы получились вполне реалистичными, все же эта картина сильно отличалась от фотографического реализма присущего всем моим фэнтезийным работам.

Теперь мне вновь захотелось испытать похожее чувство. Я еле дождался, когда Анька вновь соберется в гости к маме, и тут же достал холст. Настоящие живые цветы взять было неоткуда. Покупать же в киоске тепличный голландский букет для живой картины, показалось мне извращением. В конце концов, если уж я без всякой натуры, только из собственной головы, могу рожать целые фантастические миры, то неужели не смогу выдавить из себя охапку фантастических цветов?

Я даже не стал особо сосредотачиваться. Прямо на холсте несколькими штрихами набросал композицию и сразу перешел к маслу. Удивительно, но работа пошла. Только приходилось постоянно одергивать себя, чтобы не скатиться к прежнему живописному стилю.

К вечеру субботы я уже окончательно выработал новую манеру письма. Мне даже показалось, что я впал в другую крайность — картины выглядели слишком абстрактно, и я засомневался, что неискушенный зритель сумеет разглядеть в хаосе цветовых пятен что-то конкретное.

Мои сомнения на этот счет развеял Сашка. Он вдруг заявился вечером ко мне в гости — сказал, что проезжал мимо и решил заскочить. Увидев меня в перепачканной краской футболке и с творческой безуминкой в глазах, он хотел тут же ретироваться, но я затащил его в комнату и поставил перед картинами. Сашка замер. Потом, словно маститый ценитель живописи, заложил руки за спину и тщательно обследовал все три картины, то приближаясь к ним, то отступая на шаг назад.

— Неплохие цветочки у тебя получились! — наконец вынес он свой вердикт и тем самым развеял мои сомнения насчет неясности образов.

В воскресенье утром я снова встал за мольберт, и вот результат — шесть картин. Непринужденность, с которой я их создал, привела меня в легкое замешательство — может быть, мне с самого начала следовало выбрать этот живописный стиль?

Теперь мне ужасно любопытно — если я выставлю эти картины на продажу, будут ли они пользоваться спросом? Готовы ли люди покупать то, что создано играючи, а не в муках? Конечно, мне жаль расставаться с только что написанными работами, тем более деньги за них можно выручить совсем небольшие, но такая уж судьба у картин — полюбовался художник на свое творение и тут же подарил, продал, отправил на выставку…

Каждый раз, когда показываю Эльвире новую картину, вспоминаю своего знакомого писателя. Вернее, его постоянные жалобы на то, что редактор в издательстве еще никогда не принял книгу без доработок. Всегда просит что-то подправить — дописать несколько сцен, ввести новых героев, укоротить диалоги или изменить название произведения. Хорошо, что художники избавлены от этой проблемы — если уж картина не нравится, то никто не будет просить ее написать заново.

Было бы смешно, если бы я принес картину Эльвире, а она вскользь глянула на нее поверх очков и сказала: «Знаешь, Антон, цветовая гамма мрачновата, сделай хотя бы небо посветлее… Да и лица у героев слишком злобные, пусть они будут поулыбчивей… И почему у всех в руках мечи?! Дай этому копье, а тот пусть стреляет из лука… Да и вообще, знаешь, — картина маловата! Если мы ее повесим вон в том углу, то еще кусок стены останется, а нам нужно площади экономить. Приделай-ка с правого бока еще подрамничек, пусть будет диптих…»

* * *

Просыпаюсь, как будто выбираюсь из трясины. Кажется, что целую вечность я пролежал на дне глубокого болота со всех сторон сдавленный непроницаемым желе — ни вздохнуть, ни пошевелиться. Тяжелый мертвецкий покой. Но вдруг что-то произошло, и трясина стала медленно вытеснять меня в реальность. Глоток чистого воздуха… Еще один… Мои сжатые легкие расправляются… Нехотя включается мозг… Слух… И я понимаю, какой звук меня разбудил.

Феликс сходил в туалет и скребет пол в ванной, тщетно пытаясь зарыть содержимое своего тазика. Черт бы побрал, эту кошачью чистоплотность! Ну, нагадил и нагадил — плюнул да пошел спать, а нет — роет! Не скажу, что мой сон был сладким, но там, на дне болота, я находился в состоянии покоя, а теперь нужно вставать и убирать за котом. Просто так он не успокоится — отойдет, вернется и будет снова скрести кафельный пол. От усердия может и тазик перевернуть. Вот они — неприятные издержки содержания домашних животных! Но кот все же лучше, чем собака, которую нужно выгуливать каждый день в любую погоду да еще и по нескольку раз.

Сползаю с кровати и бреду в ванную, больно стукаясь плечами о косяки. Включаю свет и жмурюсь от его ярких лучей. Приоткрываю глаза и сквозь узенькие щелочки вижу, что тазик пуст. Тут соображаю, что звук доносится из кухни. Наверное, угол пометил — весна как-никак. Иду туда и на пороге вляпываюсь босой ступней во что-то теплое и мокрое. Дотягиваюсь до выключателя и осматриваюсь. Слава богу, не моча! Просто отрыгнул, нажрался анькиных цветов, судя по листьям — традесканции. Весенний авитаминоз, наверное. Быстренько замываю пол и иду обратно в спальню. По пути останавливаюсь в большой комнате.


Рекомендуем почитать
Восхождение и гибель реального социализма. К 100-летию Октябрьской революции

Эта книга — попытка марксистского анализа причин как возникновения, так и гибели социалистических обществ, берущих своё начало в Октябрьской революции. Она полезна как для понимания истории, так и для подхода к новым путям построения бесклассового общества. Кроме того, она может служить введением в марксизм. Автор, Альфред Козинг — немецкий марксистский философ из ГДР (родился в 1928 г.). Вступил в СЕПГ в 1946 г. Работал, в частности, профессором в Академии общественных наук при ЦК СЕПГ, действительный член Академии наук ГДР, автор ряда работ, выдержавших несколько изданий, лауреат Национальной премии ГДР по науке и технике.


Философское и правовое наследие Ганса Кельзена

В книге представлен анализ философских и правовых взглядов выдающегося австрийского ученого, философа и правоведа Ганса Кельзена.


Книга для чтения по марксистской философии

Предлагаемая вниманию читателей «Книга для чтения по марксистской философии» имеет задачей просто и доходчиво рассказать о некоторых важнейших вопросах диалектического и исторического материализма. В ее основу положены получившие положительную оценку читателей брошюры по философии из серии «Популярная библиотечка по марксизму-ленинизму», соответствующим образом переработанные и дополненные. В процессе обработки этих брошюр не ставилась задача полностью устранить повторения в различных статьях. Редакция стремилась сохранить самостоятельное значение отдельных статей, чтобы каждая из них могла быть прочитана и понята независимо от других.


Куда летит время. Увлекательное исследование о природе времени

Что такое время? К нему мы постоянно обращаемся, на него оглядываемся, о нем думаем, его катастрофически не хватает. А откуда оно взялось и куда летит? Алан Бердик, известный американский писатель и постоянный автор журнала The New Yorker, в остроумной и изящной форме, опираясь на научные исследования, пытается ответить на этот вопрос. Вместе с автором вы найдете двадцать пятый час, потеряетесь во времени, заставите время идти назад. И уж точно не пожалеете о потраченных часах на чтение этой удивительной книги.


В сетях феноменологии. Основные проблемы феноменологии

Предлагаемая вниманию читателей книга посвящена одному из влиятельнейших философских течений в XX в. — феноменологии. Автор не стремится изложить историю возникновения феноменологии и проследить ее дальнейшее развитие, но предпринимает попытку раскрыть суть феноменологического мышления. Как приложение впервые на русском языке публикуется лекционный курс основателя феноменологии Э. Гуссерля, читанный им в 1910 г. в Геттингене, а также рукописные материалы, связанные с подготовкой и переработкой данного цикла лекций. Для философов и всех интересующихся современным развитием философской мысли.


Иррациональный парадокс Просвещения. Англосаксонский цугцванг

Данное издание стало результатом применения новейшей методологии, разработанной представителями санкт-петербургской школы философии культуры. В монографии анализируются наиболее существенные последствия эпохи Просвещения. Авторы раскрывают механизмы включения в код глобализации прагматических установок, губительных для развития культуры. Отдельное внимание уделяется роли США и Запада в целом в процессах модернизации. Критический взгляд на нынешнее состояние основных социальных институтов современного мира указывает на неизбежность кардинальных трансформаций неустойчивого миропорядка.