Радимир - [38]

Я умываю руки, потом открываю кран с холодной водой на полную мощь и, когда она становится ледяной, споласкиваю лицо.

В приемной Хосэ Мануэля на низеньком стеклянном столике меня уже ждет белая чашка с дымящимся кофе. Рядом открытая коробка конфет. Из пластмассовых ячеек кое-где еще выглядывают узорчатые шоколадные спинки. Аромат кофе смешивается в воздухе с запахом шоколада и действует успокаивающе.

— А ты не будешь? — киваю я в сторону столика.

— Нет, я уже напилась, — Вера одаривает меня своей светлой улыбкой, — Извини, что сахара нет. Только конфеты.

— С конфетами даже лучше.

Я осторожно беру чашку за тонюсенькую ручку и пробую отхлебнуть. Кофе еще очень горячий, лучше не спешить.

— Так уже точно известно, что это Юрий Антонович?

Я вспоминаю свой незарегистрированный охотничий нож с кровопуском, которым я вооружился в тот вечер для поисков насильника, и понимаю, что попадись я тогда милицейскому наряду, то и меня бы однозначно записали в маньяки. Может быть, и Юрий Антонович случайно оказался не в то время, не в том месте?

— Да нет, вряд ли, — вздыхает Вера, — Прямо на месте преступления схватили и свидетели имеются.

Я помешиваю кофе ложечкой. Надо пить, а то не заметишь, как остынет. Аньке про Юрия Антоновича я, конечно, ничего не скажу. Незачем ее лишний раз тревожить. Она и так недолюбливает мою новую работу, хотя вроде бы, наоборот, радоваться должна, что с деньгами теперь нет никаких проблем.

Интересно, а был ли в новостях сюжет о поимке маньяка в роще? Ведь это такая лакомая информация для журналистов! А тут еще не просто насильник, а бывший работник органов. Ни о чем таком я в новостях не слышал. Анька, по всей видимости, тоже, потому что, наверняка бы, не сдержалась, рассказала. Надо сегодня непременно заглянуть на местные информационные сайты, поглядеть, как средства массовой информации обсасывают этот кисленький леденец.

— Хороший кофе, — говорю я Вере, которая постепенно снова погрузилась в работу.

Вера согласно кивает, лезет в ящик стола и подает мне маленький листочек бумаги.

— Вот, кстати, рабочие телефоны следователя. Позвони.

— Позвоню, обязательно. Только с мыслями соберусь.

Я снова отхлебываю кофе. Кошусь на дверь кабинета Хосэ Мануэля. Вспоминаю, как я первый раз очутился в этой приемной. Совсем не думал тогда, что разовый заказ превратится в стабильную денежную работу.

— А, как Хосе Мануэль на это происшествие отреагировал?

Вера пожимает плечами:

— Да никак. Побеседовал со следователями минут пять, а потом попросил меня найти нам нового фотографа. Вот и все. Больше ничего на эту тему не говорил.

— А другие по этому поводу, что думают?

— Не знаю, они мне не докладывают. Да и сам знаешь, как у нас — каждый сам по себе. Да ведь и Юрий Антонович ни с кем особо на общался, он же у нас, как и ты — только время от времени появляется…

«Как и ты…» — эти слова Веры иглой пронзают меня. Да, в чужих глазах я теперь тоже выгляжу непонятным подозрительным субъектом. «Неизвестно, что на самом деле в голове у человека, который рисует такие картины…»

Может быть и вправду, внутри меня сидит какой-нибудь ужасный демон, который только и ждет часа, чтобы разорвать мою телесную оболочку и выбраться наружу? И кем тогда стану я? Насильником? Вряд ли. Не так меня воспитали, чтобы обижать беззащитных женщин. Я, конечно, могу иногда не уступить место в общественном транспорте какой-нибудь противной тетке, но это максимум, на что я способен.

Я прощаюсь с Верой и выхожу на улицу. Прохожу несколько метров и вдруг чувствую спиной чей-то взгляд. Оглядываюсь — никого, только старый особняк на фоне затянутого серыми тучами неба. Резной силуэт здания сейчас напоминает мне средневековый замок. Может быть архитектор так и задумывал — высокое крыльцо с крутыми ступенями, узкие стрельчатые окна, островерхая башня, лепнина в виде прямоугольных зубцов…

Плотно скомпонованный объем здания одновременно напоминает мне и гордого пожилого дворянина, с виду опрятного, деликатного, но себе на уме. И никто не знает, что таится за благообразным ликом каменного фасада. Дома, как и люди. Молча хранят за каменными стенами свою непостижимую суть, как губка впитывают в себя мысли и образы своих жильцов.

Здание безусловно мрачное, хоть и красивое. До революции тут жил какой-то купец, но кто знает, каким человеком он был? Может быть, в обед у него собиралось приличное общество, а вечером он спускался в подвала и терзал там молоденьких девушек? А что тут было при большевиках? Скорее всего, какое-нибудь закрытое учреждение или, того хлеще, — отдел ВЧК. А, что — вполне вероятно! Уж слишком подходит это здание для такой роли. Кто знает, может быть, именно в моем кабинете улыбчивые люди в кожанках дробили кости пленным белогвардейцам?

Я бросаю прощальный взгляд на особняк. Чего-то все-таки не хватает в этом фасаде для завершения мрачного готического образа! Крохотной детали, которая бы действительно связала задуманный архитектором образ с реальным прототипом. Может быть отрубленной головы на шпиле?

Какая-то чертовщина в голову лезет! Можно подумать, что я в Карпатах перед замком Дракулы! Вот, блин, нафантазировал. Надо, наверное, поменьше триллеров на ночь смотреть.