Радимир - [40]

— Да нет, наверное, это было бы слишком простым объяснением…

— Антиреклама, конечно, сильная вещь, — соглашаюсь я, — Работает безотказно. Недавно в новостях показывали, как одна покупательница в конфетах нашей местной фабрики ртуть нашла, так, говорят, на следующий день продажи, как обрубило. Травиться-то никому неохота. Но там, в репортаже, все четко было — дата изготовления, номер партии… А на этих фотографиях даже я мерседес не узнал. Хотя, наверное, в этом и есть суть нейро-визуального программирования — глаза спят, а мозги втихаря свое дело делают…

— Что за нейро-визуальное программирование такое? — интересуется Сергей.

Про папку Германа я ему ничего не рассказывал. Да и рассказывать, в общем-то, было нечего, одни догадки. Даже не догадки, а смутные мысли.

— Да, — отмахиваюсь я, — Читал в интернете, что кроме нейро-визуального программирования, есть еще и нервно-визуальное. Но в суть особо не углублялся.

— И ты заподозрил, что нейро-визуальное программирование на вашем сайте используется?

— Да, подозреваю, что с его помощью деньги зарабатывают. Только не пойму — как?

— А ты думал, что руководство с тобой всеми секретами делиться будет?

— Да так, интересно просто, — я щелкаю мышкой и перемещаюсь на заглавную страницу нашего сайта, — Кстати, больше ничего не откопал?

— Ничего. Да и некогда особо копать. Мельком глянул. Машину хочу сменить, вот и ткнул в «Автокатастрофы».

— И теперь купишь вместо мерседеса БМВ…

— Нет, — смеется Сергей, — Такую технику я не потяну. Тойоту-корону взять думаю.

За дверью слышатся шаги. Входит Оксана. На ней фартук с хохломскими узорами, в руках полотенце. Следом за ней в комнату проникает аппетитный запах стряпни.

— Ну что засели тут? Пойдемте, чай пить, я пирог с яблоками испекла.

Вслед за Оксаной в комнату вбегает собака. Вернее, щенок-подросток. Тот самый, которого дети подобрали на улице. Он радостно носится по комнате, бросается то ко мне, то к Сергею. Пытается запрыгнуть на колени, шутя покусывает мои руки — зовет играть.

— Видишь, какое животное у нас завелось? — улыбается Сергей, — Я сначала был против, хотел его тут же за порог выставить. Как-никак дворняга, мало ли какие болезни у них? А потом, думаю, пусть живет! Показали ветеринару, сделали прививки, помыли шампунем от блох. Оказалось, — вполне здоровый пес. А самое главное, — дети рады… На! Лови!!!

Сергей швыряет в коридор резиновый мячик. Щенок радостно бросается следом. Подминает мячик под себя, наваливается сверху и пытается ухватить зубами. Мячик выскальзывает из пасти, но щенок не сдается и снова с веселым лаем набрасывается на резиновую добычу.

* * *

Автобус едет неимоверно медленно. Водитель совсем не спешит. Наверное, кто-то чуть раньше собрал всех пассажиров, и теперь мы притормаживаем, чтобы народ на остановках успел накопиться. Хорошо, что домой я не тороплюсь, а то обычно такие автобусы попадаются, когда куда-то опаздываешь. Тогда даже обычная скорость кажется черепашьей. У многих в таких случаях нервы не выдерживают. Подходят к водителю, ругаются, но, как правило, безрезультатно. И ведь чаще ругаются те, кто, судя по одежде, вполне может себе позволить и на такси прокатиться. Люди же бедные обычно молча сопят в тряпочку. Привыкли уже. Смирились, что с ними никто не считается. А может быть просто таким людям некуда спешить? Может быть это их нормальный жизненный ритм — неторопливо-серый, с редкими проблесками однообразных вех-остановок.

Смотрю в окно. Изучаю рекламные щиты и магазинные вывески. Хорошему дизайну глаз радуется, от плохого устает и раздражается. Развелось нынче рекламистов — хоть сдавай на мясо в убойный отдел. Каждый, кто научился более-менее мышкой владеть, теперь гордо именует себя дизайнером! А если еще и какое-нибудь художественное образование есть, то он уже вопит во все горло о своей крутизне. Но художественный вкус и врожденное чувство гармонии никакой диплом не заменит.

Знаю одного сверхобразованного дизайнера — четыре года художественного училища и пять лет художественного института, но такую лабуду лепит, как-будто только вчера карандаш в руки взял.

Знаю другого — никакого художественного образования — дипломированный филолог, даже в художественной школе никогда не учился, а работает главным дизайнером в солидном издательском доме и такие вещи делает, что понимаешь — это дизайнер от бога.

А я? Я болтаюсь где-то посередине. Вроде все в меня заложено и богом, и образованием, но чего-то не хватает. Анька говорит, что у меня заниженная самооценка. Вполне может быть.

Замечаю на одном из придорожных столбов траурный венок. Уже года три вижу здесь этот грустный символ, но о самой аварии ничего не знаю. Кто погиб, когда погиб — неизвестно. Вижу только, что венок периодически обновляется, потому что летом все вокруг в пыли, а он всегда, как новенький. Значит, кто-то помнит, ухаживает. Может быть именно такой — реально осязаемой памятью — и измеряется сила человеческой любви? Не случайным слезливым воспоминанием, а настойчивой борьбой с настоящим, которое всеми силами пытается заставить нас забыть прошлое.

Интересно, а если бы я погиб под бетонным столбом, на сколько бы месяцев или лет хватило Аньку? Почему-то кажется, что не намного. А нужно ли всю оставшуюся жизнь тащить за собой дохлую лошадь только потому, что однажды ты имел неосторожность прокатиться на ней верхом? Ведь не случайно в человеческом мозгу стоит программа, которая потихонечку подтирает воспоминания. Ты успешно сдал экзамен, а программка под шумок р-раз! и вырезала кусочек из далекого прошлого. Ты познакомился с симпатичной девушкой, а программка уже изъяла часть воспоминаний о былой влюбленности. Конечно, не все подчистую стирается, важные эпизоды сохраняются, но только в тщательно отредактированном виде. Возможно, это и хорошо. Мусор на чердаке тоже нужно периодически разгребать, а иначе чердак просто рухнет.