Раба любви и другие киносценарии - [33]

Из подъезда вышел человек. Был он в белой рубашке с галстуком и с наганом в руке. Он огляделся но сторонам и побежал, прижимаясь к домам. Улица была длинной, и он почти добежал до конца, когда сзади раздался выстрел. Это выстрелил увидевший его солдат. Человек с наганом свернул за угол. И опять на улице стало тихо, появились люди.

...В павильоне готовились к съемке. Сценарист, как всегда, переписывал что-то, сидя в углу за своим столом.

Калягин разговаривал с гримером.

Потоцкий с ассистентом что-то делали около камеры.

Ольга ходила по декорации, что-то репетируя про себя.

Она то останавливалась, то вдруг делала несколько быстрых шагов и вновь замирала, подняв кверху руки, садилась в кресло, вскакивала... Что-то не устраивало ее.

В задумчивости она еще раз прошлась за декорацию, зашла в самый дальний угол, к окну, постояла и начала отодвигать занавеску, отодвинула ее до конца и в ужасе отшатнулась. Она набрала в легкие воздух, чтобы закричать, но человек приложил палец к губам и улыбнулся, как мог:

— Ради Бога, тише...

Он начал терять сознание.

— Ольга Николаевна! — услышала она за своей спиной, вздрогнула и обернулась.

— Этот человек явно нуждается в помощи и милосердии, — лицо Калягина было невозмутимо, говорил он тихо.

Потоцкий стоит на улице у открытого окна гримерной. В гримерной Ольга. На диване у стены сидит раненый.

— В четырнадцатом году я училась на курсах сестер милосердия, — быстро говорила Ольга, роясь в аптечке и доставая бинты, пузырьки, вату.

Калягин откупорил бутылку пива, протянул раненому:

— Пивка, может быть...

Тот сделал несколько жадных глотков, улыбнулся.

— Да что вы делаете! — раздраженно оттолкнула Калягина Ольга. — Подержите тампон лучше... Да не так!.. Ах, как вы неловки!..

— Тише, — шепнул в окно Потоцкий, — солдаты!

Послышались конский топот, голоса, шаги, бряцанье ножен.

— Господа, — испуганным шепотом сказала Ольга, — это же за ним, понимаете?.. Ну придумайте что-нибудь!..

...Капитан медленно прошелся по двору, заглянул за кучу сваленных декораций.

— Как не стыдно, Александр Андрианович... — сказал Южаков.

Он, сложив руки на груди, стоял в другом конце двора у входа в павильон:

— Вы к нам ходите, нас знаете. И вдруг нате вам... Это просто даже обидно... Такие подозрения!..

— Больше ему деваться некуда, ваше благородие, — сказал капитану один из филеров, — все кругом облазили...

— А как Ольга Николаевна? — будто не слыша его, громко обратился капитан к Южакову.

— Ольга Николаевна работает, — укоризненно продолжал Южаков. — А вот ваши люди шумят... Топают... Стрельбу затеяли!

— Так они тоже работают.

Южаков махнул рукой. Пошел в павильон.

— Работнички... Амбиция одна...

— Я не могу так работать! — кричала Ольга.

Киногруппа испуганно притихла.

— Я работаю с головной болью! В ужасных условиях! Почти даром!..

Ольга быстрыми шагами ходила по павильону. Смущенные солдаты в нерешительности мялись у входа, не зная, что делать. Только сценарист, ни на кого не обращая внимания, не останавливаясь что-то писал.

— Вы требуете от меня выполнения контракта! — кричала Ольга Южакову. — Но сами-то вы его выполняете?! Как я могу работать?! Когда по голове стучат сапогами!

Ольга схватила со стула какую-то вазу.

— Ольга Николаевна! — к ней ринулся реквизитор. — Умоляю! Это реквизит!.. С меня вычтут!..

Ольга спокойно отдала ему в руки вазу.

Один солдат толкнул другого:

— Ты гляди, она орет, этот пишет, — и он показал глазами на сценариста, продолжавшего лихорадочно писать. — А этот спит.

И мы видим человека в парике и с бородой, завернутого в плед и сидящего в кресле перед камерой.

— А они трезвые вообще не бывают, — с мрачной завистью ответил второй солдат.

— Черт, черт, черт, черт! — Южаков, вцепившись пальцами в собственные волосы, бегал по кругу.

Наконец подлетел к капитану:

— Умоляю! — страстно зашептал он. — Вы же видите... Пожалейте гения!.. Она ведь у нас одна. На всю Россию!

В глазах его блеснули слезы.

Капитан обернулся к филерам, сказал негромко:

— Склады, погреба, пристройки... Ясно? И не шуметь, тут не казарма... Ясно?

— Так точно.

Солдаты пошли гуськом на цыпочках, держа винтовки наизготовку. Капитан постоял некоторое время и, явно с сожалением, пошел следом.

— Я готова, — спокойно и даже весело сказала Ольга.

— Приготовились! — сказал Калягин.

Обессиленный Южаков облегченно выдохнул, упал в кресло, но тут же вскочил:

— Минутку! — закричал он.

Вскочил, подбежал к раненому в кресле.

— Кто это?!

— Ту-ру-ру-ру-ру — запел Калягин.

— Кто это? Александр Александрович! — спросил Южаков.

— Это?.. — поглядев на сидевшего перед камерой раненого, сказал Калягин. — Это... Дымаховский...

Южаков сел рядом с Калягиным.

— Какой это Дымаховский?

— Ну как же! Новая сцена, по просьбе Ольги Николаевны. Ретроспекция... Голос совести, воспоминания о больном отце. Разве не помните?..

Облокотившись на камеру, Потоцкий неотрывно смотрел на Ольгу. Она поймала его взгляд и улыбнулась ему в ответ.

А в павильоне продолжали переругиваться Южаков с Калягиным.

...По улице в неказистом двухместном автомобильчике ехал Потоцкий. Город просыпался. Появились первые дворники. Вдалеке слышен звон колокольчика.