Раба любви и другие киносценарии - [31]

— Ту-ру-ру-ру, — пропел режиссер. — Ну что ж. По-моему, неплохо... тут бы надпись только... эдакую... а?

— По-моему, — робко заметил автор, — это излишне...

— Я вас не слышу.

Оператор Потоцкий подошел к пианино.

— Я могу написать! — сценарист сел и тут же заскрипел пером.

Потоцкий провел пальцем по клавишам. Было слышно, как во дворе смеются дети.

К большой ветке росшего среди двора дерева были подвешены качели, на них сидел тапер, две девочки — дочери Ольги, — хохоча, раскачивали его. Рядом, в тени, в плетеном кресле сидела старушка — мать Ольги.

Ольга недоуменно оглядела присутствующих:

— Неужели вы не понимаете, что это все ужасно! Просто ужасно! Я все время чувствую себя раздетой! Я беспомощна, нелепа, смешна!.. И это так не совпадает со стилем господина Максакова!

Потоцкий стал тихо что-то наигрывать. Ольга встала.

— Я не могу больше сниматься без партнера!..

Режиссер Калягин курил, раскачиваясь в плетеном кресле-качалке; в глубине быстро писал что-то сценарист.

— И когда же, наконец, они приедут? — грустно и тихо, почти про себя спросила Ольга.

В глубине, за стеклянной стеной ателье смеялись гример и костюмерша, пили чай.

К фонтану в середине двора подъезжает автомобиль кинопромышленника Южакова. Он вылез из машины, девочки бросились к нему:

— Савва приехал!

Южаков поднял их на руки, поклонился сидящей под деревом Любови Андреевне, Ольгиной матери, на ходу спросил у сидящих на краю фонтана осветителей:

— Почему не снимаете?

Они не ответили, пожали плечами.

— Почему не снимаете? — Южаков громко спросил, направляясь к входу в павильон.

— Пленка кончилась, — за кадром ответил Потоцкий, не переставая играть.

Южаков опешил. Он опустил девочек, и они побежали в парк.

— То есть как?! — изумленно спросил он. — Куда же она девалась?! Должно было хватить еще и на завтра!

— Лабораторный брак.

— Я вычту у вас из жалованья!

Оператор пожал плечами, продолжая играть.

Ольга вышла на порог и, стоя рядом с Южаковым, зашептала наигранно:

— Его зовут Владимир Ф. Он влюблен в даму в желтом. Да, конечно. Она молода, у нее лазурные глаза, они красивее моих...

Она с размаху села в стоящую у входа качалку и почти крикнула:

— Нет! Это невозможно произносить! Это в горле застревает!

К ней подбежали девочки.

— Оленька!.. — Калягин сидел в кресле. — Ну не надо так... Не так все страшно...

Он обернулся к оператору:

— Как вы считаете?

— По-моему, это вообще все чушь, — сказал оператор, не переставая играть.

Подскочивший Южаков с грохотом захлопнул крышку клавиатуры. Оператор едва успел отдернуть руки.

— Да кто вы такой? Ваше дело ручку крутить как следует, что вы вечно лезете?!

Потоцкий не ответил, медленно двинулся вверх по лестнице.

— Не знаю, как господин Потоцкий, а я ни за какие деньги не согласна жевать эту пошлость! И господин Максаков никогда бы не согласился! — Ольга сидела в качалке во дворе.

— Но позвольте, Ольга Николаевна, ведь мы договорились... — сказал подбежавший Южаков. — Вот режиссер... Господин Калягин!..

Кресло, где только что сидел Калягин, было пусто. Он удалялся по галерее мимо гримерной, напевая:

— Ту-ру-ру-ру-ру...

Потоцкий сидит в кресле, в маленькой конторке Южакова под самой крышей ателье. Это маленькая площадка, где помещаются только стол и кресло. На стене плакаты и портреты Ольги. Потоцкий раскуривает сигару. Внизу Ольга говорит Южакову.

— Мы договорились, что сцена будет переписана, — сердито сказала Ольга. — Что в ней появятся хотя бы элементарные человеческие поступки!

Посреди ателье Южаков кричал на сценариста, прижимавшего к печени грелку:

— Вениамин Александрович! — Южаков выплюнул и затоптал сигару. — Если вы иссякли, если вы потеряли искру Божью — так честно и признайтесь! Но нельзя же постоянно подводить и меня, и вот... Ольгу Николаевну... Я плачу вам по тридцати рублей за сценариус... Не всякий модный писатель так получает!

— Сейчас будет переписано.

— Ну и жарища! — протянул Потоцкий.

— Вас не спрашивают! — оборвал его Южаков.

Потоцкий распахнул окно.

Калягин прогуливался по дорожкам во дворе, заложив руки за спину...

В доме напротив, за окном, посреди кабинета стоял человек, держа у виска револьвер. Дверь открылась, и вошедшая горничная с ужасом бросилась было обратно, по человек рассмеялся, отбросил револьвер в сторону, схватил перепуганную горничную в охапку, повалил на кресло...

По мостовой медленно проехали два всадника. За ними шли связанные двое — мужчина и женщина. Сзади бежали маленькие девочки. Замыкали процессию двое солдат с винтовками. Один из них, уже знакомый нам капитан, оборачивается, кланяется Потоцкому:

— Как Ольга Николаевна?

Потоцкий, в окне под крышей ателье, кивнул ему.

— Хорошо. Спасибо.

Режиссер обращался к сценаристу, сидевшему, видимо, в ателье:

— Вы нам дайте, милый Вениамин Александрович, скрытую силу движения образа, — вдохновенно говорил Калягин, расхаживая по двору. — Мрачную или радостную, скованную или победную... Дайте нам с Ольгой Николаевной обобщенно-символический смысл происходящего...

Южаков играл с двумя маленькими девочками — дочерьми Ольги. Он пробежал но двору, они со смехом гнались за ним.

Потоцкий отошел от окна и посмотрел вниз, в павильон.