Пышечка - [58]

Я его хорошо понимаю, потому что всю жизнь кем-нибудь притворялась. Не помню, когда именно я решила, какой девушкой хочу быть, но это случилось достаточно давно. С тех пор я сверяю с ней (кем бы она ни была) каждый свой шаг. Впрочем, играю я все хуже и уже не уверена, что мне нравится личность, которая прячется под маской. Вот бы было волшебное заклинание, которое помогло бы мне построить мост через пропасть между той, кто я есть, и той, кем хотела бы стать. Потому что этот способ – играть роль, пока роль не станет мной, – для меня не работает.

– Что? – спрашивает Митч.

Я качаю головой и улыбаюсь, прикрыв рот рукой.

– Ты меня боишься?

Мне не по себе от его слов и в то же время приятно, когда не ты робеешь и теряешь дар речи.

Митч отводит мою руку от лица. Ладони у него потные, и я неожиданно осознаю, что он так близко, что я вижу поры у него на носу.

– Мне кажется, все хорошее всегда немного пугает, – говорит он.

Его губы касаются моих. Я не двигаюсь, и он обнимает меня за талию. Мы целуемся без языка, просто приоткрыв губы. В его дрожащих прикосновениях я ощущаю смесь ужаса и восторга.

Но мне самой не страшно. Ничуточки. И тогда я понимаю, что все это не то. Я точно знаю, что должна ощущать.

Сорок три

На следующий день у нас дома точно взрывается атомная бомба. Все начинается с того, что, вернувшись из церкви, мама решает примерить свое конкурсное платье.

– Пышечка? – кричит она из спальни. – Детка, у меня заела молния!

Я плетусь вверх по лестнице. Каждый год с тех пор, как мама победила в конкурсе, ей удавалось влезть в свое старое платье. Даже год, когда родилась я, не стал исключением. Судя по рассказам Люси, тогда наш дом походил на спортзал и мама была близка к провалу, но все-таки справилась.

Я видела это платье (лиф цвета морской волны, расшитый пайетками, и шифоновая юбка) столько раз, что оно уже не кажется мне красивым.

Поскольку дом у нас очень старый, на втором этаже нет большой спальни – только две комнаты с общим туалетом. Мысль о том, что комнаты мамы и Люси – это те самые комнаты, в которых они выросли, кажется мне странной. Представляю, как, будучи подростками, они в разгаре ссоры хлопали дверью друг у друга перед носом или незаметно от родителей пробирались в соседнюю комнату. Я слышала кучу историй из их жизни до моего рождения, но иногда мне становится ужасно интересно, о чем они умалчивали, и пробелы я заполняю собственным воображением.

Пройдя по коридору, я берусь за круглую стеклянную ручку и открываю дверь маминой спальни…

Вот дерьмо…

Уже с порога я вижу, что проблема не в молнии. Платье на спине не сходится на добрых два-три сантиметра.

Мама жестом просит меня подойти поближе; на лбу у нее выступила испарина. Пару минут я изображаю борьбу с молнией, после чего говорю:

– Эм, мам? По-моему, дело не в молнии.

Она резко оборачивается и через плечо глядит на свое отражение в зеркале.

– Черт подери! – вырывается у нее.

Н-да, по-моему мама только дважды в жизни произносила слово «черт», и то прошлый раз я даже не помню.

– Расстегни его.

Молния со вздохом облегчения расстегивается.

Мама садится на край кровати, прижимая платье к груди.

– Ладно, придется мне, видимо, сесть на диету. Еще добавлю велотренажер и пилатес. – Она произносит «пилатес» как «пилатэс», и голос ее становится пронзительно-высоким (верный признак сильного волнения). – Кажется, у Мэрилу будет занятие завтра вечером.

– Но завтра я работаю, – говорю я. – И мне нужна машина.

Мама смотрит на меня, высоко подняв брови и недоумевая, почему я не понимаю всей серьезности ее положения.

– Ну, милая, придется нам как-то выкручиваться. По утрам тебе нужно в школу, так что машина твоя, а я буду брать ее по вечерам. У большинства твоих ровесниц машин вообще нет. Приходится довольствоваться тем, что имеем, ничего не попишешь.

Я даже не пытаюсь с ней спорить.

•

Сидя в комнате отдыха, я грызу яблоко, которое дала мне мама, высаживая меня на парковке. Готова поклясться: пока я выходила из машины, она задержала дыхание. Видимо, боится словить лишние калории, дыша в непосредственной близости от трансжиров.

Вчера я ждала, что Митч со мной свяжется. Хотя бы позвонит поинтересоваться, все ли между нами в порядке после Хэллоуина. Как звонок из службы по работе с клиентами: «Оцените степень вашей удовлетворенности».

Но телефон молчал.

Проснувшись вчера утром, я некоторое время убеждала себя, что поцелуй мне не приснился. Кстати, он был неплохой, просто сердце у меня не замирало, как с Бо.

Однако сегодня Митч ведет себя совершенно обычно. Ни намека на Поцелуй. Мне даже пришла в голову мысль, что той ночью на самом деле он был кем-то другим. Может, нас коснулось хэллоуинское волшебство? Но одолевающие меня вина и сожаление, увы, абсолютно реальны.

И все-таки после уроков, когда мы идем на парковку, он уверенно берет меня за руку. Ощущение у меня такое, словно я что-то пропустила. Я не собираюсь ввязываться в очередные отношения, где недосказанность компенсируется избытком действий. На прощание Митч вручает мне книжку под названием «Магия для юных телом и душой».

– Помню, ты говорила, что тебе нужно придумать номер на шоу талантов. Для конкурса.