От мыслей захотелось схватить свой заплечный мешок и скорее бежать прочь — в сторону пыльной, твердо укатанной колесами телег, дороге — и не останавливаться до самой Трайты. Разве что голову вверх поднять и орла — спутника своего увидеть.
Да вот только выйти мне нельзя, шагу ступить в чужом доме боюсь лишний раз. Скорей бы уж Арьяр вернулся и отпустил меня на все четыре стороны.
В общем, на шестой день, когда я уже набралась сил и чувствовала себя преотлично, удалось наконец-то преодолеть все запреты Заряны и выйти из ненавистной комнаты. Да и не только из комнаты, а из дома.
На все слова о том, что «негоже девке по селу в мужском одеянии ходить» и что «нечего богов и людей гневить», я только отмахнулась. Какой мне прок красавицей рядиться, если уйду скоро? Не замуж же выходить собралась, а просто к знахарке сходить.
Заряна отмахнулась, мол, делай, как знаешь. Я же, счастливая и довольная вышла за калитку и чуть ли не вскрикнула от радости, понимая, что теперь могу идти куда хочу. А уж в селе ведунов оказаться и вовсе удача большая.
Вышла я на улицу, вдохнула полной грудью утренний свежий воздух, откинула косу за плечо и бодро вперед зашагала. Ясна говорила, что ее дома любой указать может.
Вот к «любому» я подойти и решилась, завидев у поворота с улицы двух мужиков. Один — пожилой, старик совсем, в потертой одежде, с окладистой бородой. А второй помоложе — первому хоть во внуки годится и чисто выбритый, стоял важно, подбоченясь, и то и дело посмеивался чему-то.
Видно правду говорят о том, что ведуны — народ чуткий да наблюдательный. Я еще и подойти к ним не успела, а они уж и заметили меня, по очереди обернулись, да перекинулись какими-то словами.
Ох, Вёльма, чую, влезешь ты снова в историю, или, на грубость нарвешься. Пока по улице шла еще — косые взгляды на себе примечала, а теперь уж вовсе натерплюсь.
— Здравы будьте, люди добрые, — сказала мужчинам, чуть склоняя голову в знак почтения. Мне, молодой, завсегда пеняли, что почтения к старшим нет. А ведуны так и вовсе обычаям верны — попробуй чего не так сделать.
— И тебе день добрый, девица, — ответил старик.
Молодой промолчал, смерив меня любопытным и чуть насмешливым взглядом колючих, точь-в-точь как у Арьяра светлых глаз.
— Не подскажете ли, как мне Ясну найти?
— А чего ж ее искать, знахарку-то? — усмехнулся и развел руками старик. — Вон ее дом, у самой площади стоит.
Он указал на небольшую избенку, сложенную из ровных, потемневших от времени, снегов и дождей, бревнышек. Приземистую и неказистую.
— Спасибо вам, — улыбнулась я.
— Только ты скажи сначала кто такая? — вдруг спросил молодой. — Не каждый день у нас чужаки путь к Ясне ищут.
Я подняла глаза и невольно назад отступила. Почудилось мне, будто тень какая-то над ним нависла словно туман невесомый. Нависла и вмиг исчезла, растворилась, как ее и не было.
— Вёльмой меня звать. Я у Арьяра гостья.
Мужчина улыбнулся.
— Слыхал про тебя, как же. Ребята-часовые говорили, мол, появилась у нас в Подлесье бедовая девка-лисица.
Он посмотрел на мою косу, перекинутую на плечо, а я невольно зарделась от такого взора. Сколько себя помню, все покоя мне от рыжего цвета не было. И чего людям он дался? Ума не приложу. Слушают глупые древние сказки и верят во что ни попадя.
Старик, кряхтя, усмехнулся.
— И точно — лисица! Того и гляди, обернется, да в лес убежит. Ты не перевертыш часом?
Ох, чур меня…
Страшное наказание перевертышем быть. Рассказывали мне в детские годы о том, как люди оборотнями становятся, а то и рождаются вовсе. Как тут в сказки не поверить, если такие страсти говорят? Ох, обереги меня Ларьян-батюшки от встречи с детьми ушедшей богини.
— И чего ты городишь такое? — вспылила я. — Какой же тебе тут перевертыш? Девка я обычная. Что уж и дорогу спросить нельзя, так сразу оборотнем кличут.
Старик только развел руками.
— А правду народ говорит — тебе палец в рот не клади. Видишь, Ладимир, какая диковина в наши края забрела?
— Вижу-вижу, дед Ждан, — отозвался тот. — Таких я еще не видывал.
Они смотрели на меня так, будто вместо рук у меня крылья, а вместо ног — рыбий хвост.
— Ну, спасибо вам, люди добрые, — решила, пока не поздно, уйти. — Пойду я к Ясне, она ждет меня.
— Иди-иди, — засмеялся дед Ждан. — Дорожка вьется лентой, да травка не ней не растет, а сухая пыль на сапоги ложится.
Я удивленно расширила глаза и ничего не сказав, поклонилась и ушла. И кто их только разберет, ведунов этих.
Услышала только, как Ладимир, глядя мне вслед, проговорил:
— Силу в ней чую, а какую — не разберу…
Осторожно, боясь скрипа половицы, я переступила порог избенки и замерла. Нехитрая мебель, цветные дорожки на полу, уводящие во вторую комнату, пылинки, танцующие в лучах солнца и приятный, чуть терпковатый запах трав, что пучками развешаны по стенам.
Я вмиг ощутила себя какой-то лишней в этом устоявшемся и приятном покое. Ворвалась будто бы в чужые думы, да и стою посреди них, не знаю, что и сделать.
Взволнованно одернув ворот рубашки и откинув назад косу, я ступила вперед. Звук моего шага был приглушен мягкой дорожкой.
— Есть кто дома? — робко позвала я. — Ясна?
