Пыльца - [45]

– Это безумие, Зеро.

– Скажу больше. Было исчезновение, Джонс. Обмен.

– Правда?

– Имя – Брайан Ласточка. Он исчез за несколько минут до смерти Койота. – Зеро прижал фотографию к стене балкона напротив меня. Дал мне несколько секунд на изучение, а потом продолжил: – Милый мальчик. Девять лет. Тяжелый виртер. Перья живут в нем. Оценен в 9,98 по шкале Хобарт. В снах это кое-что значит. Томми Голубь вел расследование. Он обнаружил, что этот ребенок, Брайан Ласточка… Его обменяли, ты знаешь… курс обмена?

– Естественно. Все, что взято из Вирта…

– Точно… Должно быть обменено на что-то равноценное из реального мира. Томми Голубь обнаружил, что мальчика поменяли на что-то из Пьяного Можжевельника. Ты знаешь, что это? Это райское перо.

– Обалдеть.

– Аллергия распространяется и по Вирту, Сивилла. Она идет оттуда. Из Пьяного Можжевельника. Это мир, которым управляет Джон Берликорн. Ты его знаешь? Один из наиболее могущественных виртовых тварей. Настоящий демон. Томми Голубь объяснил мне ситуацию. Пьяный Можжевельник – это своеобразный вариант послежизни для богатых. Темная история. Про Берликорна, сына Хроноса, бога времени. Это древнегреческий миф, перенесенный в Вирт. Пьяный Можжевельник – история, как Берликорн украл девочку по имени Персефона, ага? Персефона? Черт, я сам ни фига не знаю, но пока вроде все сходится? Ты нашла это имя, так, там, в зоопарке Бельвью?

– Ты хочешь сказать, что эта Персефона приехала в Манчестер из Вирта?

– Я говорю, что Персефона… Вроде бы она богиня цветов и материнства. Что-то такое. Я хочу вот что сказать: Вирт, похоже, разозлился.

– Что значит «разозлился»?

– Мир Вирта, возможно, хочет найти путь внутрь, путь назад. Знаешь, как зомби хотят вернуться в город? Для меня в этом есть смысл. Я считаю, мир меняется, стена падает. Сновидение и реальность. Манчестер – центр этой стены. Если Манчестер падет, тогда… Ну тогда, наверное, весь мир падет следом. Я хочу подключить вирткопа. Я хочу, чтобы ты работала с Томми Голубем…

– Нет.

Зеро поднял руки к лицу, а когда убрал их, с его пальцев свисал респиратор. Он выбросил респиратор с балкона.

– Зеро?

Он глубоко вдохнул золотую пыльцу. – Сивилла… Если я буду дальше дышать этим воздухом… Я умру. Для тебя это ничего не значит?

– Ни за что. Никогда. Я ненавижу Вирт.

– Голубь готов пойти против Крекера. Я тоже. Это значит для нас очень много.

– Я не работаю с вирткопами. Это мой кошмар.

Мой голос налился тяжестью генетики. Я шагнула назад в комнату, направляясь к входной двери.

– Сивилла, – раздался голос Зеро за моей спиной. – Поздно бояться, Сивилла.

Я открыла дверь. Мужчина стоял на пороге. Оранжевый ирокез. Стройный и ладный.

Моя Тень подпрыгнула, словно меня приласкал дьявол.

Мы уже знаем, что неспособность видеть сны лежит в генетике; одна потерянная связь в двойной спирали. И страх перед теми, кто и есть сон, врожденный и неизбежный. Реакция Неведающего на порождение Вирта такая же, как у мыши на кошку. Она работает на том же уровне реальности, глубоко внутри телесного.

Голос Зеро:

– Сивилла, познакомься с Томми Голубем.

Вошедший вызвал у меня сильнейшую реакцию. Мой дым тек линиями ужаса. Томми поздоровался, но моя Тень продолжала кричать. Она вопила, что надо немедленно убираться.

– Сивилла, сядь, пожалуйста, – сквозь марево страха я поймала слова Зеро. – Я действительно верю, что это выход. Представь, Дымка, коп, который не видит сны… в паре с копом, который и есть сон…

Это был бы кошмар. Так я и сказала Зеро.

– Сивилла, я скоро умру, – сказал он. – Аллергия меня добьет. Это факт. – Слышать такое от песокопа, который один стоял против собачьих толп в Боттлтауне во время соцкормовских мятежей! Но в голосе слышалось отчаяние. – Может, попробуешь, Дымка? Огляди комнату. Скольких копов ты видишь? Против аллергии только мы. Ты, я и Том. За это утро мы потеряли еще пятьдесят человек. Может, я буду следующим.

– Нет… Я… Прошу, убери его от меня.

Я махала руками на Томми Голубя, как будто таким способом могла отогнать его виртуальность. Томми Голубь просто стоял и смотрел, и его точеное лицо было похоже на камень. Я почти видела его виртовы крылья, взбивающие воздух в квартире. Томми Голубь так и не сказал ни слова. Я пыталась пройти к двери, не приближаясь к нему.

– Что ты обо мне думаешь? – прорычал Зеро. – Ты думаешь, мне нравится выхаркивать свои легкие? Думаешь, я хочу умереть от соплей? Ни хуя не хочу! Я хочу погибнуть в драке, как любой хороший пес. Том считает, что сможет послать твою Тень в сон. Не спрашивай меня, как это будет. Я просто бедный, чихающий до смерти пес из ниоткуда. А теперь давай попытаемся, ладно?

– Зеро! Для меня это слишком. Я…

– Давай!

Потом он кошмарно чихнул, без респиратора…

Ааааааааппппччччххххииииииииииии!

– Ты должна мне помочь, Сивилла, – пролепетал он. – Ты всё, что у меня осталось…

Я вышла в коридор.

– Достань новый респиратор, Зеро.

Выбегая из квартиры, я захлопнула за собой дверь.

В ту ночь мы нашли первую жертву Больших Соплищ. Она была дронтом. Следовательно, иммунной. Муняшкой.

Ее звали Кристина Ежевика. Молодая девушка, недавно закончила колледж. Специальность – «биопластик и хардвер», две основы существования робопсов. Кристина была генетическим совершенством с кристально чистым интеллектом, и преподаватели из Манчестерского университета хвалили ее «объективный» взгляд, с которым она изучала метапесологию. Одна из больших метапес-компаний уже обещала ей место, когда она закончит курс. Во время расследования мне показали несколько ее последних дизайнерских работ. Они были очень качественными: спокойными и отстраненными, но изумительно подходящими для псов.