Пылающая Эмбер - [96]

— Давай же. Вот твой шанс на свободный удар. Пришло время выпустить наружу

тот огонь, который ты скрываешь, — говорит питбуль дьявола.

— Огонь? — от этого слова по моей шее бегут мурашки.

— Ирландский нрав, Куколка, — отвечает Мав.

— Настало время показать настоящую себя, бродяжка, — добавляет Таз.

— И что это должно означать? — осторожно интересуюсь я. — Что обычно я —

фальшивка?

Они обмениваются взглядами, своего рода безмолвно общаясь. Когда они снова

смотрят на меня, Таз ухмыляется.

168

— Как думаешь, почему он называет тебя Куколка?

Что?

Раскаленный, огромный булыжник поражает нижнюю часть моего живота. Мой

взгляд обращается к Маву.

— Вот почему ты называешь меня Куколка?

Я знала, что это не комплимент, но полагала, что, быть может, речь шла о моем

росте.

Несколько секунд Мав испепеляет взглядом Таза, после чего переводит свое

внимание на меня.

— Я этого не говорил.

— Но ты не отрицаешь это, так? — цежу я сквозь зубы, ожидая его ответ. Его

молчание вынуждает меня действовать. — Один удар, — говорю я, бросая свою сумку на

пол. — Если я ударю тебя, ты ничего не сделаешь?

Уголок его рта дергается, как будто он пытается улыбнуться.

— Я даже мышцей не пошевелю.

Таз помогает мне надеть перчатки. Я закипаю от негодования и готова задать Маву

трёпку, пока не оборачиваюсь к нему лицом. Когда я встречаю его взгляд, я застываю от

охватившего меня сомнения.

Что, если это — уловка?

Он подходит ближе.

— Око за око. Кровь за кровь. Здесь это работает именно так. Я задолжал тебе,

Куколка. Я пролил твою кровь. Сделай все возможное, чтобы пролить мою.

Тогда я понимаю, что забыла одну важную деталь. Я понятия не имею, как наносить

удар. То есть, я знакома с теорией, но я слышала люди ломали руки, пуская в ход кулаки,

а мне уж точно не нужна сломанная рука.

Мав поднимает бровь.

— Передумала?

— Я никогда раньше никого не била.

Он кидает взгляд через мое плечо, издает какой-то гортанный звук, а затем

бормочет:

— Я покажу ей.

Таз фыркает и усмехается.

Мав вторгается в мое личное пространство. Сначала он зажимает рукой мое

запястье.

— Держи руку прямо перед собой, крепко, — я делаю то, что он говорит. —

Хорошо. Но для того, чтобы нанести удар, потребуется не только твой кулак и

предплечье, — взяв мой кулак, он направляет его в замедленном движении к своему

побитому и все же прекрасному лицу. — Видишь, это слабый удар. Но используй все свое

тело… — он кладет руку мне на живот. — Напряги мышцы здесь.

Ему ни к чему об этом говорить. Мои мышцы непроизвольно сжимаются, и я

стараюсь скрыть то, как сильно влияет на меня его прикосновение. Его рука даже поверх

моей футболки пропускает по моим нервным окончаниям электрические разряды.

— Хорошо, — схватив меня за бедра, он дергает мое тело вперед. — Теперь соедини

их друг с другом.

169

Мы делаем это вместе в замедленном движении. Три, четыре, а затем пять раз я

выбрасываю свой кулак вперед, а он, удерживая меня за бедра, поворачивает мое тело в

нужном направлении.

— Идеально, Куколка.

Идеальная Кукла.

Внутри меня нарастает гул раздражения из-за прозвища, которое он мне дал, и его

значения. Впрочем, этот гул быстро заглушает пламя, вспыхнувшее от его рук

касающихся моего тела; его опьяняющий аромат подавляет все мои чувства. На этот раз

он не окутан запахом табака. Он пахнет собой. Его запах. Его пот. Только Мав.

Мой взгляд привлекает вена на его шее. Она дико пульсирует, вынуждая меня

задаться вопросом, не бьется ли его сердце также хаотично, как мое. Мой взгляд снова

опускается ниже, на этот раз татуировка оказывается на уровне моих глаз. Она находится

в самом центре его восхитительной грудной клетки, покрытой золотистой кожей. Я читаю

и перечитываю библейский стих, набитый маленькими прописными буквами. Я пытаюсь,

но не могу понять его смысл. Он о темноте, свете и смерти. Всех тех вещах, которые я

вижу, когда смотрю на него.

Он обхватывает рукой заднюю часть моей шеи. Мав сжимает ее и кладет большой

палец под мой подбородок, чтобы приподнять мое лицо и встретиться со мной взглядом.

Он высовывает свой язык и пробегает им по рассечению на своей губе, мои глаза

внимательно следят за этим действом. Я снова вспоминаю тот поцелуй, который мы

разделили, я помню в ярких деталях, как его рот накрывал мои губы, требовательный и

ненасытный, мягкий и в то же время дикий. Словно он голодал на протяжении пяти лет и

я — единственный источник пропитания, который ему нужен, чтобы выжить.

Его дыхание овевает мою щеку, и по моему телу прокатывается дрожь потребности.

— Если ты собираешься ударить меня, Куколка, лучше сделай это сейчас, — от

хрипотцы в его голосе мой взгляд устремляется вверх, и я заглядываю ему в глаза.

— Почему?

— Потому что ты смотришь на меня так, словно у меня есть то, что тебе нужно. Я не

могу, черт возьми, просто стоять и не дать тебе это. Особенно, когда больше всего на

свете я хочу снова почувствовать сладость твоих губ.