Пятое время года - [79]

Шрифт
Интервал

Да-а-а, разве «словечкам» быстро научишь? Они с Павликом начали тренироваться еще в девятом классе. Выписывали из словаря иностранных слов всякие занятные словечки и в школе здорово прикалывались, используя их к месту и не к месту. Спросит кто-нибудь: эй, Киреева, чего по химии задали? — а ты пожмешь плечиками и выдашь что-нибудь вроде: узнаешь постфактум! Месяца два так развлекались. Потом изобрели еще одну веселую интеллектуальную игру. За основу взяли наидурацкое предложение: Сегодня отличная погода — с утра дождь со снегом, а вечером — гроза… — и принялись переводить его на разные иностранные языки, кроме, конечно, английского, которым в спецшколе никого не удивишь. Таскались в библиотеку, знакомых изводили, в результате перевели эту фразу с глубоким философским смыслом на семь европейских языков, грузинский, татарский и китайский, вызубрили все варианты и, возвращаясь домой из школы, с важным видом пикировались ими под недоуменно-завистливыми взглядами скулмейтс. Вот кое-что и застряло в памяти!

Но суть, конечно, не в этом, а в генетической страсти к научной и художественной литературе. Швыркова же не читает даже детективов, довольствуясь, как ребенок, яркими теле-видео-журнальными картинками. Песенки с рифмами: «я — твоя», «люблю — пою» или «слез твоих ручей в пламени свечей» — тоже не очень-то способствуют пополнению словарного запаса. Вообще, если бы по окончании школы Анжелка целый год не прозанималась с московскими репетиторами, которые четко знают свое дело, не видать бы ей даже платного обучения в универе как своих ушей!

При всем при том, надо отдать ей должное, Анжелка — натура любознательная. Иногда наморщит лобик и ни с того ни с сего поинтересуется:

— А Израиль — это где? Можешь мне на карте показать? — От точки на карте мира скуластенькая физиономия вытягивается. — Врешь! Такой маленький, и столько народу туда отвалило! Где же они все там помещаются? Ты, Таньк, небось, чего перепутала!


3


Новый год — самый замечательный, самый волшебный праздник! И самый грустный — если предстоит провести его в полном одиночестве. Поэтому смертельно обиженная на тетеньку, она недолго сопротивлялась, когда Жека позвонила и, как ни в чем не бывало, стала настойчиво приглашать к себе: «Танюха, давай подваливай тридцать первого! А хочешь, тридцатого. Я по тебе жуть как соскучилась! Обязательно приезжай! Будем встречать Новый год интернациональной компанией! Жалко, без нацменьшинств». Дрожащим от восторга голосом Жека сообщила: «Надька Шапиро выходит замуж! И за кого? За итальянца!» — и как будто между прочим добавила, что на все праздники джигит укатил в родной аул. Последняя новость вдохновила особенно…

По случаю приема иностранного гостя в квартире царил фантастический порядок. Нельзя же перед Европой ударить в грязь лицом! Вернее, грязью в лицо. В тишине, усиленной непривычной пустотой — отсутствием юбок, сапог, брюк, халатов и колготок, обычно валяющихся повсюду, а теперь распиханных по шкафам, — пахло хвойным освежителем воздуха. На девственно чистой глади кухонного стола лежала бумажная салфетка, испещренная карандашными каракулями.

Танюха, не успела тебе дозвониться! У меня ЧП!

Велели нам эти паразиты торговать сегодня до позднего вечера! Эксплуататоры трудового народа! Выручай, подруга! Наваяй чего-нибудь! Харчей завались! Твоя полоумная тетка.

Первая злая мысль — может быть, Танюху только для того и пригласили, чтобы она «спасала»? — в сущности была глупой и недостойной: «полоумной тетке» в новогодний вечер предстояло сидеть не в парикмахерской и не в салоне красоты, а в холодной, сырой палатке. И вообще, злые мысли — непродуктивны.

Насчет «харчей завались» Жека не обманула: из холодильника прямо в руки вывалилась трехлитровая банка с огурцами. За ней повалили, покатились по полу яблоки, мандарины, апельсины. Когда вся эта пестрая компания благополучно вернулась на место, старый упрямец «ЗИЛ» долго не желал закрываться. Похоже, Жека решила, что тетю Надю берет в жены император римский Лукулл.

В ящике буфета среди пыльных вырезок из газет, телефонных счетов и доисторических открыток «С праздником Великого Октября!» нашлась очень ценная вещь — «общая» тетрадка, куда бабушка Нина записала для Жеки свои лучшие рецепты. Точно такая же тетрадка есть и у мамы, только дома она вся истрепалась, а эта выглядела как новенькая.

Легкий, изящный почерк — рецепт пирога с яблоками и корицей — напомнил о бабушке. «Танечка, как же ты выросла! — сказала бы сейчас бабушка и ласково погладила по голове. — Я все думала, чем бы мне порадовать тебя, голубчик? Вот испекла твой любимый пирожок». Глаза моментально застелили слезы: почему так несправедливо устроена жизнь? Какие-нибудь ничтожные личности, никому не нужные и не интересные, живут себе и живут, а замечательной, умной и очень красивой бабушки, похожей на даму со старинного портрета, больше нет. И самого доброго на свете деда тоже.


Несчастная бакалейщица стащила промокшую дубленку, грязные сапоги, проковыляла в комнату и в полуобморочном состоянии упала на диван.

— Дождь лупит, прямо Ниагарский водопад! Щас, Танюх, девушка покемарит минуток несколько и возродится, как феникс из пепла.


Еще от автора Ксения Михайловна Велембовская
Дама с биографией

Проза Ксении Велембовской полюбилась читателю после романа «Пятое время года», в котором рассказывалось о судьбах четырех женщин из большой московской семьи. В новом романе «Дама с биографией» писательница подтверждает: «мысль семейная» дорога ей, «дочки-матери» — главная ее тема.Люся, главная героиня романа, — само терпение: взрослая и успешная дочь — домашний тиран, старая мать — со своими «устоями», а еще барыня сватья и выпивоха зять… Случайное знакомство меняет взгляд героини на мир и сулит весьма радужные перспективы.


Рекомендуем почитать
Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Тельце

Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.


Упадальщики. Отторжение

Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.


Индивидуум-ство

Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.


Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).