Пятое время года - [71]
Подумав о том же самом, Леня расстроился, однако постарался не подать вида: с торжественным, шумным хлопком откупорил еще одну бутылку шампанского.
— А теперь за наших с Ниной внуков: за Илюшку и Танечку! Илюшка, чертенок, загрипповал, а Танечку мы вам сейчас продемонстрируем. Нин, принеси-ка фотокарточки, которые Инка прислала!
Счастливой бабушке и самой не терпелось показать друзьям три снимка крошечной, в ползунках и чепчике, долгожданной внучки.
— Ах, Нинуля, ваша Танечка уже красотка! Вся в тебя! Ух ты, какая прелесть!
— Инуся пишет, что Танечка — копия Славы.
— Тоже, рыбка моя, между прочим, совсем нехудо!
Телятину, торт и пирог с яблоками ели без Бориса и в результате ничего не съели. Старые стали! Раньше веселились, пели, танцевали, орали до самого утра — не выгонишь, опустошали до капли все бутылки, подчищали все салатники, а сегодня разошлись в девять часов, вернее, разъехались на заказанных такси, и у хозяйки осталось такое неимоверное количество еды, что она прямо замучилась, не зная, куда что распихать: в холодильник больше уже не влезало, на балконе было по-летнему тепло, восемнадцать градусов.
— Жень, выручишь, возьмешь домой салатику, торт, пироги? Нам с папой вредно, а Боря съест с удовольствием.
— Перебьется! — Женя даже не обернулась. На редкость немногословная, она сосредоточенно мыла посуду, не одним пальцем, с веселым звоном и грохотом, а по-хозяйски аккуратно. Бокалы ставила на полотенце, тарелки — на сушилку.
Что-то у них там определенно произошло с Борисом. Должно быть, все-таки поссорились.
Усталый Леня залег с «Известиями» и, кажется, уснул. Его неожиданный, болезненно слабый окрик в тишине квартиры: «Нин, Жек!» — напугал ужасно. В страхе переглянувшись и побросав мокрые тарелки, они кинулись в спальню.
— Ленечка, милый, тебе плохо? Дать лекарство?
— Да не надо мне никакого лекарства! — Раздраженно отмахнувшись, он, тем не менее, достал из тумбочки валидол и кинул в рот таблетку. — И какой черт меня дернул помянуть своего главбуха? Я и позабыл совсем, что Борис — тоже еврей! Жек, ты передай ему, что я извиняюсь, а то, видишь, он обиделся и ушел.
— При чем здесь ты? — Женя с изумлением вытаращилась на отца. — Я вообще не понимаю, зачем он приперся. Он, что, думал, я к нему вернусь? Сейчас, разбежалась!
— Женечка, то есть как вернусь?
— Ну-у-у… Вообще-то я давно живу у Надьки. Сегодня хотела остаться у вас. Если вы, конечно, не возражаете.
— Чего-то я не понял. А Илюшка-то где живет? Тоже, что ль, у твоей Надьки?
— Зачем? Он дома, с Розой. Папуль, да не волнуйся ты так! Все нормально. На выходные буду брать Илюшку сюда, к нам. В конце концов ходят же дети на пятидневку. А с Розой ему в сто раз лучше, чем на пятидневке.
Глава десятая
1
Бывший зять сильно изменился: пополнел, посолиднел. Ему шло. В больших роговых очках и толстом свитере Борис походил на физика-шестидесятника, модный типаж тех времен на сцене и в кино. Но, как показывает жизнь, по сути своей люди с годами не меняются: пришел он без звонка, без особых реверансов повесил куртку и шарф на вешалку, пригладил остатки волос и усмехнулся:
— Вы, как всегда, на рабочем месте? У плиты? Готовите вкусный обед?
— Нет… — По старой памяти она смутилась: Борис застал ее за «обывательским» занятием — раскладыванием пасьянса. — Проходите, Боря, только Женечка, к сожалению, на работе.
— Я специально пришел, когда ее нет. Мне нужно поговорить с вами.
Борис первым вошел в столовую, и убирать карты со стола у него на глазах было совсем уж глупо. Усевшись на диванчик, жалобно скрипнувший под его тяжестью, Борис поправил очки на переносице и стал разглядывать столовую как человек, очутившийся в доме, с которым у него связаны теплые ностальгические воспоминания.
— Так о чем вы хотели поговорить со мной?
— А?.. Да… Мы с Розой Соломонной и тетей Цилей решили уехать.
— Вы хотите, чтобы я взяла к себе Илюшу? Конечно, пожалуйста! Мы все будем очень рады — и я, и Женечка, и Алексей Иванович. Илюшенька стал таким интересным, занятным мальчиком. Все-то он знает! Настоящий эрудит. В последний раз он с таким знанием дела рассказывал нам с Алексеем Ивановичем про инопланетян…
Борис не дал договорить, остановил резким движением руки:
— Вы не поняли меня, мы уезжаем насовсем. Проще говоря, эмигрируем в Штаты. Уже подали документы. Проблема с Ильей. Женя должна отказаться от него и дать мне разрешение увезти сына. Боюсь, она из вредности откажет, поэтому я и пришел к вам. Уговорите ее.
Поразившая новость об эмиграции сразу отошла на второй план: чересчур велико было потрясение от этой дикой просьбы — уговорить Женю отказаться от сына! Какое право имел Борис требовать невозможного, так не щадить чужие чувства? Впрочем, он и прежде не страдал излишней чуткостью и деликатностью, поступал так, как удобно ему. Острое желание указать бывшему зятю на дверь пришлось оставить при себе — он Илюшин отец. Отец внука.
— Извините, Боря, в этом деле я вам не помощница.
Карты очень пригодились: рас
кладывая их, легче было скрыть негодование и уже охвативший страх за Женьку, которая могла лишиться сына, и, собравшись с силами, своим равнодушием дать понять Борису, что все его доводы и уговоры — напрасная трата времени… На червовую десятку — трефовую девятку, на бубнового туза — пикового короля. Король усмехался точно так, как только что усмехался Борис, — по-дьявольски, и, будто озарение, в памяти всплыл пасмурный, тоскливый вечер, когда пасьянс трижды не сходился из-за этой черной, зловещей карты. Тогда она лишь посмеялась над своими глупыми страхами, чем-то отвлеклась и к тому времени, когда явилась Женька в сопровождении парня в каракулевом картузе, полностью забыла о своем необъяснимом смятении и тяжелых предчувствиях… Вот и не верь после этого в мистику!
Проза Ксении Велембовской полюбилась читателю после романа «Пятое время года», в котором рассказывалось о судьбах четырех женщин из большой московской семьи. В новом романе «Дама с биографией» писательница подтверждает: «мысль семейная» дорога ей, «дочки-матери» — главная ее тема.Люся, главная героиня романа, — само терпение: взрослая и успешная дочь — домашний тиран, старая мать — со своими «устоями», а еще барыня сватья и выпивоха зять… Случайное знакомство меняет взгляд героини на мир и сулит весьма радужные перспективы.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Великий мастер японской каллиграфии переживает инсульт, после которого лишается не только речи, но и волшебной силы своего искусства. Его ученик, разбирая личные вещи сэнсэя, находит спрятанное сокровище — древнюю Тушечницу Дайдзэн, давным-давно исчезнувшую из Японии, однако наделяющую своих хозяев великой силой. Силой слова. Эти события открывают дверь в тайны, которые лучше оберегать вечно. Роман современного американо-японского писателя Тодда Симоды и художника Линды Симода «Четвертое сокровище» — впервые на русском языке.
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.