Пятое время года - [111]
На солнышке, навалившись грудью на пластмассовый стол, тосковала новая Жекина приятельница — бесформенная, одутловато-мрачная личность в надвинутой на глаза желтой шапке. Этакая бледная, непропеченная ватрушка.
— Привет, Любань! Как жизнь?
— На букву «хе». Но не подумай, что хорошо!
К счастью, Жека пропустила «юмор» мимо ушей.
— Любань, это, вот, моя Танюшка. Подбери ей что-нибудь. Она сама тебе скажет. А я побежала! Народ уже наобедался, сейчас снова рванет за харчами!
— Будет сделано… — Так называемая Любаня смерила покупательницу лениво-недовольным взглядом и вдруг, выпучив глаза, упала животом на стол: — Женьк! Жень-ка!!! Ты не забудь мне сахарку мешочек оставить! По дешевке!
— Обязательно!
«Ватрушка» опять погрузилась в состояние тоскливой задумчивости: мешок сахара определенно навел ее на какие-то тягостные размышления. Наконец, обреченно вздохнув, шмыгнула носом, и мясистый гундосый нос взлетел вверх:
— Сорок четвертый?.. Размер, говорю, у тебя какой?
— Мне кажется, тридцать четвертый. Или тридцать шестой.
— Ну, это ихний… — Не слезая с табуретки, Любаня выволокла из-под стола грязный картонный короб. — Во! Водолазки. Не хуже фирменных, а стоят в пять раз дешевле. Тебе еще уступлю. А хочешь, там посмотри… — За ее спиной и на двух других стенках закутка висело челночное турецко-китайское барахло. — Копайся хоть до вечера. Сегодня народу мало. После Восьмого марта покупатель, блин, совсем не идет. Пропили все на хрен! Теперь только в апреле очухаются.
Водолазки — белые, красные, розовые — были совсем ни к чему. Из всего развешенного однообразного многообразия более или менее приличным показался темно-зеленый свитерок. Хотя зеленый цвет не являлся самым предпочтительным, не мешало на всякий случай выяснить, хау мач.
— А ско… — Обернувшись, она онемела.
Прямо напротив, у прилавка с бельем, тетка, по габаритам превосходящая борца сумо, напялив поверх футболки кружевной лифчик, пыхтела, как паровоз, пытаясь застегнуть его толстенными, негнущимися руками…
— Слышь, мужик, помоги давай!
Продавец некоренной национальности — то ли таджик, то ли узбек, — раскладывающий женские трусы, с готовностью подскочил, застегнул крючки на слоновьей спине, одернул исполинский лифчик со всех сторон и, подняв зеркало, застыл с улыбкой ловко прикидывающегося идиотом восточного хитреца.
Мизансцены отвратительнее не доводилось наблюдать, кажется, ни разу в жизни. О времена! О нравы! Папа правильно говорит: народ утратил всяческие ориентиры. Скорей бы сбежать из этого паноптикума!
— Сколько стоит зеленый свитер?
— Это «эмка», тебе не подойдет. Тебе «эску» надо, а они, блин, у меня кончились. Погоди-ка… эй, Луизка! Луизк! Погляди за товаром! Мы к Наташке смотаемся! Пошли!
Вроде стационарная особа, а понеслась так, что и не догонишь! Оборачивалась на бегу потным, взволнованным лицом и сопела: «Щас-щас!»
— А, вон она! Наташк! Хайль Гитлер! У тебя еще немецкие зеленые «эски» есть?
— Закончились.
— Во, блин!
Наташка оказалась гораздо приятнее и цивилизованнее.
— Не расстраивайтесь, девушка, сейчас мы вам обязательно что-нибудь подберем. У меня дочка такая, как вы.
Спустя полчаса в большом пакете лежали черное платье без рукавов, с широким поясом и эпатажным названием «коктейльное», свитер цвета… такого, как если в кофе набухать молока, и широкие летние брюки — здесь «молока» было поменьше…
— Как вам мои приобретения, теть Жень? Обмоем? Чайком с тортиком?
— Классный прикид, Танюха! Но насчет обмыть категорически непрохонде. Торгуем сегодня до упора. Приезжай в следующий выходной. Я без тебя жуть как скучаю!
* * *
Холодно, зараза! Ух! И покупатели, паразиты, все куда-то провалились!.. Еще чуток потоптавшись, она заползла в палатку и врубила рефлектор. Через час пора домой сваливать. Жалко, конечно, что обманула Танюху, но что ж поделаешь, раз Алик обещал заглянуть на огонек.
Еще придет ли? Капризный стал! Ночевать не остается. Короче, хрен его знает, что у мужика на уме! Вроде и не отваливает окончательно, но и сильно нежных чуйств тоже не проявляет. Так, самую малость — чтобы подруга с крючка не сорвалась. А она, идиотка, от такого джигитского хладнокровия только еще больше заводится. Страшное дело!
Думала ли она еще прошлым летом, что может снова так влюбиться? Да никогда в жизни! Тем более в этого усатого Мухаммедыча! Кто бы сказал — рассмеялась в лицо!
Шастал по рынку в белой рубашонке, здоровалась, но называла исключительно по имени и отчеству. Как большое начальство. А тут, понимаешь, захотелось арбузика, что б он провалился, черт полосатый! Углядела из палатки, что народ арбузики прет, и тоже рванула. Выбрала здоровенный, темно-зеленый, звонкий, с сухим хвостиком. Мужик, все из той же усатой компании, положил на весы, крикнул: восемь кило двести — и назвал цену. Только мы и без него считать умеем! Трехзначные числа перемножаем без напряга. Решил напарить девушку на десять пятьдесят! Сейчас! Высказалась, естественно, а шакал давай базарить — арбуз отобрал, кинул обратно на кучу.
— Нэ хочэш, нэ бэры, иды отсуда!
— Ах ты, паразит!
Но с этими сволочами связываться — себе дороже. Плюнула и потащилась к себе в палатку. И вдруг нарисовался Мухаммедыч — свеженький такой, веселенький, все в той же надутой ветром белой рубашечке:
Проза Ксении Велембовской полюбилась читателю после романа «Пятое время года», в котором рассказывалось о судьбах четырех женщин из большой московской семьи. В новом романе «Дама с биографией» писательница подтверждает: «мысль семейная» дорога ей, «дочки-матери» — главная ее тема.Люся, главная героиня романа, — само терпение: взрослая и успешная дочь — домашний тиран, старая мать — со своими «устоями», а еще барыня сватья и выпивоха зять… Случайное знакомство меняет взгляд героини на мир и сулит весьма радужные перспективы.
Даже если весь мир похож на абсурд, хорошая книга не даст вам сойти с ума. Люди рассказывают истории с самого начала времен. Рассказывают о том, что видели и о чем слышали. Рассказывают о том, что было и что могло бы быть. Рассказывают, чтобы отвлечься, скоротать время или пережить непростые времена. Иногда такие истории превращаются в хроники, летописи, памятники отдельным периодам и эпохам. Так появились «Сказки тысячи и одной ночи», «Кентерберийские рассказы» и «Декамерон» Боккаччо. «Новый Декамерон» – это тоже своеобразный памятник эпохе, которая совершенно точно войдет в историю.
«Унижение, проникнув в нашу кровь, циркулирует там до самой смерти; мое причиняет мне страдания до сих пор». В своем новом романе Ян Муакс, обладатель Гонкуровской премии, премии Ренодо и других наград, обращается к беспрерывной тьме своего детства. Ныряя на глубину, погружаясь в самый ил, он по крупицам поднимает со дна на поверхность кошмарные истории, явно не желающие быть рассказанными. В двух частях романа, озаглавленных «Внутри» и «Снаружи», Ян Муакс рассматривает одни и те же годы детства и юности, от подготовительной группы детского сада до поступления в вуз, сквозь две противоположные призмы.
В сборнике представлены произведения выдающегося писателя Фридриха Горенштейна (1932–2002), посвященные Израилю и судьбе этого государства. Ранее не издававшиеся в России публицистические эссе и трактат-памфлет свидетельствуют о глубоком знании темы и блистательном даре Горенштейна-полемиста. Завершает книгу синопсис сценария «Еврейские истории, рассказанные в израильских ресторанах», в финале которого писатель с надеждой утверждает: «Был, есть и будет над крышей еврейского дома Божий посланец, Ангел-хранитель, тем более теперь не под чужой, а под своей, ближайшей, крышей будет играть музыка, слышен свободный смех…».
В повести рассматриваются проблемы современного общества, обусловленные потерей семейных ценностей. Постепенно материальная составляющая взяла верх над такими понятиями, как верность, любовь и забота. В течение полугода происходит череда событий, которая усиливает либо перестраивает жизненные позиции героев, позволяет наладить новую жизнь и сохранить семейные ценности.
События книги разворачиваются в отдаленном от «большой земли» таежном поселке в середине 1960-х годов. Судьбы постоянных его обитателей и приезжих – первооткрывателей тюменской нефти, работающих по соседству, «ответработников» – переплетаются между собой и с судьбой края, природой, связь с которой особенно глубоко выявляет и лучшие, и худшие человеческие качества. Занимательный сюжет, исполненные то драматизма, то юмора ситуации описания, дающие возможность живо ощутить красоту северной природы, боль за нее, раненную небрежным, подчас жестоким отношением человека, – все это читатель найдет на страницах романа. Неоценимую помощь в издании книги оказали автору его друзья: Тамара Петровна Воробьева, Фаина Васильевна Кисличная, Наталья Васильевна Козлова, Михаил Степанович Мельник, Владимир Юрьевич Халямин.
Когда даже в самом прозаичном месте находится место любви, дружбе, соперничеству, ненависти… Если твой привычный мир разрушают, ты просто не можешь не пытаться все исправить.