Пятницкий - [73]

Это немалая армия!

Уже через несколько дней в небольшой комнате заворготделом Исполкома — непротолченная труба. И управляющий делами, и бухгалтер почувствовали — наконец-то! — твердую руку. «Этот знает счет казенным копейкам!» — удовлетворенно признал бухгалтер. А прибывающие на III конгресс иностранные товарищи сразу же обнаружили, что в доме на Моховой есть человек, интересующийся не только их политическими взглядами, но и их бытом, их насущными нуждами, человек, который всегда находился на месте и никогда не терял головы в суете многоязычия и неразберихи, царившей в доме, где напряженно, но не очень умело работал совсем еще маленький аппарат ИККИ.

Теперь предоставим слово Серафиме Ильиничне Гоп-нер, немного знавшей Осипа Пятницкого по Парижу (1912–1913), затем встречавшейся с ним на всех конгрессах Коминтерна, а с 1929 года направленной на работу в аппарат ИККИ.

«Когда я пришла в аппарат Коминтерна, — рассказывала Серафима Ильинична, — то через некоторое время должна была констатировать, что потрясена и изумлена размахом, охватом тех проблем и тех задач, которые решает сам Пятницкий или на решение которых он оказывает громадное влияние. Когда мы через полгода оказались одновременно в Кисловодске, где все-таки можно было, хотя бы на прогулке, поговорить (в Коминтерне была такая интенсивная работа, что было не до этого), я ему сказала, что потрясена, как он справляется с этой громадной работой. Он мне на это ответил: «Видишь ли, меня сюда посадили, в сущности говоря, для организационной, хозяйственной и, если хочешь даже знать, технической работы. (В 1929 году О. А. Пятницкий был уже членом Президиума и членом Политсекретариата ИККИ. — В. Д.) Как это случилось? А случилось это следующим образом… Коминтерн на той стадии отражал силу революционного подъема 1918–1923 годов. Это было что-то грандиозное: приезжала масса людей, обсуждались важнейшие проблемы, и, в сущности говоря, очень часто люди приезжали, пересекали океан и горы и по нескольку дней не знали, с кем встретиться и поговорить. Я находился в Коминтерне с утра до вечера, и поэтому все, кто приезжал, обращались с вопросами ко мне, и я каждому давал ответ по своему разумению. И все это оказалось таким большим и бесконечно широким, что ты и застала еще меня на такой работе».

Так рассказывал Гопнер о своей работе в ИККИ сам Пятницкий. А теперь посмотрим, как характеризует его деятельность в Коминтерне Серафима Ильинична.

«Его деятельность, — говорила она далее, — была тесно связана с тем, что, во-первых, за границей после революционного подъема наступила реакция и оказалось много людей, которых преследовали; во-вторых, симпатии к коммунизму возрастали, и Москва наводнилась колоссальным количеством людей, а аппарат Коминтерна был для этого мало приспособлен… Пятницкому было поручено навести порядок: кто едет, когда едет, зачем едет, кто его посылает, словом, охватить весь бурный этот процесс и вогнать в какое-то русло. И он взялся за дело со всем своим пылом. Это был человек колоссального темперамента!.. Конечно, я не могу охватить всю его работу в Коминтерне.

Если бы он действительно выполнял только хозяйственно-организационную работу, только, как он выражается, технические функции, то все это было бы, может, и не так заметно. Но в том-то и дело, что это был человек, который широко ставил и вопросы политические, он был на политической высоте, несмотря на то, что никогда не претендовал на то, чтобы называться теоретиком».

Это всего лишь набросок портрета Пятницкого первых лет его работы в Коминтерне. Конечно, Пятницкий отдал много сил для того, чтобы навести порядок в работе аппарата Коминтерна, превратить его в бесперебойно действующий механизм! Но его не посылали в ИККИ в качестве управляющего делами. Ему поручили возглавить организационный отдел, а это означало организационно помочь партиям, признавшим себя секциями Коминтерна. Что они собой представляли, эти совсем еще молодые партии, как правило, выбравшиеся из недр социал-демократии, которая никогда не отличалась ясностью и четкостью своих организационных форм? Ведь содружество единомышленников еще не может называться партией даже в том случае, когда люди, вошедшие в такие содружества, аккуратно платят членские взносы! Сколько людей на самом деле состоит в партии на сегодня? Принимают ли активное участие в партийной работе или же ограничиваются доброжелательным созерцательством? Ведется ли в зарубежных коммунистических партиях самый обыкновенный учет вступающих и выбывающих революционеров? Каков социальный состав членов партий?

Вот эти и еще множество других вопросов и пытался хотя бы частично выяснить Пятницкий во время своих встреч с делегатами, прибывающими на III конгресс. Он говорил с Тальгеймером, Геккертом и Тельманом, с Лаццари и Террачини, с Хейвудом и Томом Манном, с Варгой и Хеглундом… Каждая такая встреча помогала ему приблизиться к пониманию задач, которые предстояло решать ему в дальнейшей работе. Он мысленно похвалил себя за то, что в годы эмиграции, несмотря на огромную занятость, никогда не замыкался в круге одних русских дел и всегда проявлял живой интерес к деятельности социал-демократических организаций Германии, Франции, Швейцарии, Австро-Венгрии. Теперь он не чувствовал себя в темном лесу, когда обсуждал дела немецких или французских товарищей. Настоящей же школой для Пятницкого стал III Всемирный конгресс Коминтерна, открывшийся 22 июня 1921 года в Москве. Правда, он бывал и на заседаниях II конгресса, но чувствовал себя только гостем и вникал в существо обсуждаемых там вопросов просто как активный член РКП (б), но не как человек, кровно и непосредственно заинтересованный в каждом пункте принимаемых решений, в каждой фразе воззваний и обращений конгресса.