Конечно, он и Розе ничего не расскажет, хоть она и землячка его и Иося её знает с самого детства. А уж о новой подруге Розы, Альдоне, и говорить нечего, потому что он её совсем мало знает.
Иося вспомнил, как его учили вчера: самое главное - уметь хранить революционную тайну. Об этом с ним говорил Соломон, Он посадил Иосю против себя, приблизил к нему своё лицо и поднял указательный палец:
«Запомни на всю жизнь! Революционная тайна - самая высокая тайна. Есть даже слово такое, особенное, - конспирация. Ни одного лишнего слова! Лишними словами можно подвести товарища. И что ещё страшнее - можно провалить всё дело, то есть повредить всей рабочей организации».
Соломон умолк и молчал долго. Потом пытливо посмотрел Иосе в глаза:
«Ты меня понял?»
Иося кивнул головой: он не в силах был ответить.
А тот всё так же прямо смотрел Иосе в глаза;
«И ты запомнишь на всю жизнь то, о чём мы с тобой говорили?»
«Запомню… На всю жизнь… - с чувством ответил Иося и тихо произнёс: - Обещаю свято хранить революционную тайну всю мою жизнь».
От быстрой ходьбы Иосе стало жарко. Он вынул руки из карманов, сжал их и мысленно повторил:
«Обещаю свято хранить революционную тайну всю мою жизнь!»
Иося дошёл до пекарни. А вот напротив и этот домик. Но он точно заснул - ни одного огонька.
Иося направился прямо к дому, как вдруг заметил какую-то высокую фигуру у калитки. Как быть? Выждать? Но, если Иося остановится, он тем самым навлечёт на себя подозрение. Может быть, следует повернуться и уйти? Иосю никто о таком случае не предупредил. Но… вчера ему говорили, что идти надо бодро, уверенно. И Иося, не подымая глаз, подошёл к калитке, сделал шаг… Тут его окликнули по имени:
- Иося! Ты?
Он сразу узнал этот глубокий грудной голос. Иося поднял голову.
Спокойные чёрные глаза смотрели на него в упор.
Иося смутился. Как быть? Может быть, Блюма идёт не на собрание? Он знает: товарищей по подпольной работе останавливать на улице нельзя. Ведь если следят за одним, то можно подвести и другого.
- Ты куда? - спросила Блюма. Спросила тихо, едва слышно, и взяла Иосю под руку. - Мы не в одно и то же место? - Блюма улыбнулась и поправила платок на голове.
Она выше Иоси и смотрела на него сверху вниз; её блестящие глаза показались теперь мальчику ничуть не строгими, а очень ласковыми.
Иося понимает, надо быть осторожным до конца:
- Если в одно, веди куда знаешь.
- Эх, ты! - И Блюма щёлкнула его легонько по носу.
Теперь Иося не искал ни галерейки, ни второй двери слева. Блюма шла смело - очевидно, не в первый раз.
Она постучала три раза. Медленный поворот ключа - и в узенькой щели двери заблестел чёрный глаз. Блюма прильнула к щели:
- Поклон от беленькой Ханеле.
Ага! Дверь открылась ровно на столько, чтоб пропустить Блюму.
Иося налёг грудью на дверь, всунул нос и сказал быстро шёпотом:
- Поклон от чёрной Ханы.
За дверью раздался приглушённый смех, щель снова раздалась и впустила Иосю. Перед ним была молодая девушка. Она вся тряслась от смеха. Иося стоял сконфуженный, не зная, куда деться.
А девушка сквозь смех сказала:
- Какой ты чудной! Сам ты похож на чёрную Хану, а кланяется вовсе не чёрная Хана, а беленькая Ханеле.
Иося смутился ещё больше. Целый день он твердил пароль, а сказал не то. Но тут он поднял глаза, посмотрел на девушку и тоже громко рассмеялся. Уж очень смешно получилось!
В маленькой комнате было так тесно, что Иося с Блюмой так и остались у двери. Рабочие сидели не только за столом, но и на сундуке и на кровати.
Иося толкнул Блюму:
- Не слышно будет, и я ничего не увижу. Подвинься!
Но Блюма обернулась и шёпотом сказала:
- Куда же? Видишь, некуда… Тише!
Иося, пожалуй, был рад: в уголке его не видно, вдруг ещё спросят о чём-нибудь, а он ничего не знает.
Окна в комнате были завешены. На одном висел клетчатый платок, на другом - тёмно-красное одеяло. От этого комната сделалась точно закрытая коробка. Густо стелился табачный дым. Сквозь облако дыма лица людей казались красными, разгорячёнными.
У стола стоял человек в короткой ватной куртке. Эта аккуратная куртка очень ловко сидела на нём, но была ему совсем не нужна. В комнате было жарко, и приезжий товарищ, которого все называли «товарищ Михайлов», отстегнул сначала воротник куртки, а потом и все остальные застёжки. И тогда все увидели, какой хороший костюм на товарище Михайлове - тёмно-синий, шерстяной в узенькую серую полоску, какая на нём белоснежная крахмальная рубашка и серый, с синей полоской галстук, завязанный бабочкой.
Товарищ Михайлов так начал свою речь:
- В нашей большой рабочей семье случилось событие огромной важности: забастовали щетинщики в Кибарте…
Он говорил медленно и очень спокойно. Товарищ Михайлов обвёл всех блестящими, немного навыкате глазами и при этом наклонял голову с аккуратным пробором сбоку.
Кругом тихонько переговаривались:
- Товарищ Михайлов приехал из-за границы.
- Он большой подпольный работник.
- Ему нельзя жить в России. Шпики за ним по следам ходят.
А девушки смотрели на товарища Михайлова восторженными глазами и шептали друг другу на ухо:
- Какое спокойствие!
Товарищ Михайлов говорил, нисколько не напрягая голоса, но в комнате стояла такая тишина, что было слышно каждое слово.
