Пятнадцать лет скитаний по земному шару - [22]
В Сиднее уже началось движение, открывались магазины, люди спешили на работу. Мне повстречался русский парень. Фамилия его была Кутузов. Под мышкой он нес гитару, в руке узелок. Он сказал, что идет пешком в Ньюкасл, где нетрудно поступить на пароход.
Мы купили хлеба, сыра и вышли на дорогу. Был конец июня — середина австралийской зимы, но погода стояла жаркая. Пройдя километров тридцать, мы расположились на ночлег у небольшого озера и разожгли костер.
Утром позавтракали, закурили. Кутузов рассказал, что пробыл в Австралии около двух лет, работая на угольных шахтах Ньюкасла.
— Не знаю, как остался жив, — говорил он. — Дня не проходило без несчастного случая. Работают там только иммигранты, они мрут как мухи. Хозяева не обращают никакого внимания на крепление кровли, им нужна только прибыль, а гибель людей их не беспокоит. В России я тоже работал шахтером около Владивостока. Говорили, будто в Австралии рабочему человеку жить хорошо, я и поверил, поступил матросом на пароход, добрался сюда. А на шахтах Ньюкасла только и думалось: сегодня за мной смерть придет или завтра? Уехал в Сидней, работы не нашел, деньги кончились…
Кутузов взял гитару и заиграл вальс «На сопках Маньчжурии». Потом начал петь о царской власти, погубившей в войне с Японией множество человеческих жизней. Были в этой песне слова: «…Что в царстве далеком, где вечно, всегда недород, правительство держит во мраке глубоком, в невежестве русский народ…»
Двинулись дальше, без денег и хлеба, а аппетит у нас был здоровый; Кутузов говорил, что съел бы целого барана.
— Если бы я умел так играть и петь, как ты, то сумел бы заработать, выступая перед фермерами, — шутливо сказал я спутнику.
Он ничего не ответил, глянул на меня и зашагал к домику, стоявшему невдалеке от дороги. Кутузов подошел к самой двери и запел. Вышла женщина.
— Уходите к дьяволу с вашей музыкой, у нас дети спят! — прошипела она.
Была холодная ночь, когда мы достигли небольшой железнодорожной станции. Здесь стояло несколько товарных вагонов с мешками цемента, накрытыми брезентом. Мы забрались в вагон, улеглись на мешках и прикрылись брезентом, но холод не давал заснуть. А из здания гостиницы возле станции слышались веселые голоса, смех.
Кутузов вскочил, схватил гитару:
— Подожди, я попытаю счастья.
Через несколько минут донеслись звуки гитары и топот танцующих. Вскоре мой спутник вернулся.
— Вставай! — радостно воскликнул он. — Есть деньги и на ночлег и на билеты до Ньюкасла!
Утром мы сели в поезд и через два часа были в Ньюкасле.
НА ПАРУСНИКЕ ЧЕРЕЗ ТИХИЙ ОКЕАН
В ПОРТУ стояло много парусников под германским, норвежским, датским и другими флагами. Большая часть их перевозила уголь к западным берегам Австралии.
По набережной портовая полиция вела несколько матросов. Они сбежали со своих судов, и теперь их водворяли обратно закованными.
— Я говорил тебе, что поступить здесь на судно — легкое дело, — сказал Кутузов. — Вот увидишь, не пройдет десяти-пятнадцати минут, как мы получим предложение.
Действительно, нас догнал незнакомец и пригласил зайти в кабачок. Это был агент, «поставлявший» матросов на парусники. Тренированным глазом он отыскивал моряка, оказавшегося «на мели», спаивал беднягу, вынуждал подписать договор и привозил к «покупателю». Этих агентов называли «каинами».
Унизительно сознавать, что тебя продают как невольника, но другого способа покинуть Австралию у нас не было. Агент взялся устроить Кутузова и меня на германский парусник, который шел в Южную Америку, в чилийский порт Вальпараисо, а оттуда с грузом селитры должен был направиться в Гамбург.
Ночь мы провели в харчевне, принадлежавшей тому же агенту, а утром он отвез нас на судно, зорко следя, чтобы мы не сбежали.
На судне нас встретил шкипер — старый морской волк, огромного роста, с гибким телом, обветренным лицом и ясными добрыми глазами. В команде было два его помощника, боцман, четырнадцать матросов, подросток-юнга, старик повар и стюард.
Мы получили деньги за два месяца, но половину их у нас удержали за матросское снаряжение (костюм, белье, сапоги, одеяло) и почти четверть агент взял себе в качестве комиссионных. На остальные деньги мы могли покупать в судовой лавочке табак, мыло, нитки и другие мелочи.
Не успели мы оглядеться, как боцман скомандовал: «Все на палубу!»
Судно готовили к отплытию. Вдоль всей палубы по обеим сторонам протянули канаты, чтобы держаться за них во время шторма. Плотно задраили люки, подняли якорь. Катер взял нас на буксир и вывел из бухты.
Была темная ночь. Завывал ветер. Слышалась подаваемая в рупор зычная команда шкипера. Разделившись на три группы, матросы ловко взбирались по веревочным лестницам — вантам на мачты и, двигаясь по протянутым под реями канатам, развязывали рифы, освобождали паруса.
Еще раньше, в Николаевске-на-Амуре, я знакомился с японскими шхунами и не раз взбирался на мачты. Теперь это пригодилось.
Кутузов оказался прекрасным матросом. Я всячески старался не отставать от него.
Матросы спустились на палубу и, дружно взявшись за шкоты, подтянули паруса.
На судне жила маленькая занятная собака. Она бегала от одного каната к другому и, ухватившись за него зубами, старательно помогала матросам тянуть.
