же сосудами,
мехами. Именно о таком их духовном призвании ранее говорил им Христос:
Не вливают также вина молодого в мехи ветхие; а иначе прорываются мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают, но вино молодое вливают в новые мехи, и сберегается то и другое (Мф. 9: 17). Мы видим в ходе евангельской истории, как пребывавшие рядом со Христом во время Его земного служения апостолы, внимавшие Его Божественному учению, постигавшие смысл Его Божественного откровения, постепенно перешли из прежнего состояния
ветхих мехов, вмещавших лишь традиции и установления ветхозаветного иудейского благочестия, в образ бытия
новых мехов, призванных наполниться новозаветной благодатью Святого Духа. Здесь особо важны дни между Воскресением и Вознесением Господа, когда Христос
в продолжение сорока дней являлся им и говорил о Царствии Божием (ср. Деян. 1: 3). Значимы и дни после Его Вознесения, когда апостолы обрели высокий духовный опыт совместного
единодушного пребывания в молитве и молении (ср. Деян. 1: 14). И именно благодаря совершившейся с ними внутренней перемене — преображению из
ветхих в
новые мехи — на них теперь излился Святой Дух, наполнивший Собой учеников Господа как новозаветное, духовное, молодое, новое вино: сладчайшее, чем прежнее, ветхозаветное. Как говорит в «Проповеди 267-й» блаженный Августин, апостолы, с особой силой чаявшие в дни, предшествовавшие Пятидесятнице, исполнения Христова обетования о Святом Духе, «самой верой и молитвой, самым духовным ожиданием соделали себя
новыми мехами (ср. Мф. 9: 17), способными вмещать в себя новое, небесное
вино. И вот оно излилось!». По мысли блаженного Августина, и Лозой, и Духовной Гроздью, созревшей на этой Лозе и даровавшей из Себя апостолам новое вино благодати Святого Духа, был именно Господь Иисус Христос. Здесь следует припомнить Его Собственные слова:
Я есмь истинная виноградная лоза, а Отец Мой — виноградарь (Ин. 15: 1). Потому блаженный Августин в «Проповеди 267-й» и добавляет к сказанному, подразумевая, что Святой Дух ниспосылается ради нашего спасения от Отца именно через посредство Сына и что именно в Сыне созрело, подобно молодому вину, наше спасение, излившееся затем на христиан как плод Искупительного Христова подвига: «Небесное
вино… излилось [тогда на апостолов]… ибо Господь Иисус Христос, этот многоплодный Виноградный Грозд, уже созрел и был прославлен». В «Проповеди 183-й» блаженный Августин также учит:
«Не вливают также вина молодого в мехи ветхие… но вино молодое вливают в новые мехи, и сберегается то и другое (Мф. 9: 17). Справедливо (в известном отношении) некоторые, слыша вещающих на всех языках, говорили:
они напились сладкого нового
вина (Деян. 2: 13), то есть они исполнены вином. Апостолы действительно стали
мехами новыми, как обновленные благодатью святости, исполнились
новым вином, то есть благодатью Святого Духа, воскипели даром глаголания на всех языках, и этим очевиднейшим чудом предызобразили вселенскую Церковь, имевшую быть во всех народах». С этой мыслью блаженного Августина согласны и другие святые отцы. Так, например, преподобный Беда Достопочтенный в «Изложении Деяний апостольских» учит: громкими возгласами в день Пятидесятницы «свидетельствуют об истине» Христовы ученики, «те, кто напился не старого вина… а
молодого вина духовной благодати. Ведь
молодое вино уже было налито в
новые мехи, когда апостолы воспевали великие дела Божии не по ветхой букве, но
в обновлении духа (Рим. 7: 6)».
Вместе с тем, по мысли некоторых святых отцов, ту совершенную радость, что охватила апостолов при сошествии на них Святого Духа, все же возможно — конечно, в таинственном и образном смысле — уподобить некоему опьянению. Разумеется, это лишь мистический, духовный образ. Однако святые отцы, рассуждая не только об апостолах в день Пятидесятницы, но и об иных, пребывающих на высотах молитвы, христианах, зачастую говорят о достижении молящимися предельной меры богопознания и богопричастности именно как о духовном «опьянении». При этом церковные писатели ведут речь о так называемом «трезвом», «трезвенном опьянении». Такое трезвое опьянение Святым Духом случается с молящимся тогда, когда он возвышается в духовное состояние, именуемое православной аскетической традицией экстасисом, исступлением.
Состояние экстасиса дарует подвижнику, силой Святого Духа, непосредственно Сам Господь — предельно и совершенно соединяясь с ним. Тогда молящийся оказывается на грани двух реальностей — бытия тварного и бытия нетварного, — принадлежа по природе одному, а по благодати — другому В состоянии исступления, как превосхождения самого себя, собственной природной ограниченности, человек, оставаясь по-прежнему тварным, силой нетварных Божественных энергий возвышается над тварностью. Молящийся отрешается от всех чувственных представлений и впечатлений, от всего, что может ощутить вокруг себя, в эти мгновения он уже не мыслит рационально и логически, перестает ощущать ход времени — он соприкасается с вечностью как с той реальностью, где не действуют законы времени. При этом для окружающих внешнее состояние этого человека может казаться странным, его могут счесть безумным.
