Пятидесятница (день Святой Троицы) и сошествие Святого Духа. Антология святоотеческих проповедей - [28]

А вот святитель Иоанн Златоуст в «Беседе первой на святую Пятидесятницу» неожиданно утверждает, что отнятие у Церкви Богом дара языков является для нас, христиан, отнюдь не лишением, но напротив — знаком особой Божественной любви и даже, как это ни парадоксально звучит, проявлением некоего, возросшего со временем, «уважения» Господа к Своим чадам. И связано это с тем, что за минувшие с апостольского века столетия члены Церкви в своей основной массе значительно повзрослели и возмужали в вере. В апостольские времена чудеса и знамения — такие, как, например, дар языков, — в первую очередь подавались Богом ради тех, кто еще не был тверд в вере, кто нуждался в удивительном и чудесном, дабы утвердиться в христианском уповании при помощи поражавших воображение сверхъестественных знамений. Слова Христа блаженны невидевшие и уверовавшие (Ин. 20: 29) являлись для людей той эпохи еще слишком твердой пищей. Большинству из них не было достаточно одного слова проповеди: их могло убедить в Истине лишь зримое чудо. Ради таких людей (а ведь в Церковь следовало привести и их) Бог подавал в первые века христианства удивительные и многочисленные знамения, в том числе — и чудо говорения на языках. Однако на протяжении столетий последователи евангельской истины постепенно научились внимать не только зримому, но и невидимому, не только чувственному, но и умопостигаемому, не только явственным чудесам, но и сокровенным таинствам. Этот рост христианской веры, конечно же, не остался незамеченным для Бога. И вот Господь, наблюдая возмужание христиан в вере, постепенно начал ослаблять прежнюю «чудотворную» составляющую церковной жизни. Он открыл путь к стяжанию духовного совершенства, прежде казавшегося недостижимым: блаженны невидевшие и уверовавшие. Итак, христиане обрели новую возможность духовного совершенствования благодаря тому, что вокруг них сегодня происходит гораздо меньше, чем прежде, видимых, зримых, ощутимых чудес. Однако чудеса в Церкви, конечно же, не исчезли. Просто они перестали быть видимы. Главнейшие происходящие в Церкви чудеса ныне оказываются незримыми. В них благодать Божия не является нашему глазу, но напротив — от него скрывается, прячется, ибо и сами эти чудеса исключительно духовны. Святитель Иоанн здесь имеет в виду церковные священнодействия, таинства, которые подают нам куда большие чудотворные духовные дары, чем, например, древний дар языков: они освобождают нас от власти греха и духовно соединяют с Богом. Святитель Иоанн говорит: «Почему же ныне прекращена и отъята от людей эта благодать» дара языков? «Не потому, чтобы Бог хотел унизить нас, но потому, напротив, что оказывает нам великую честь. Как? Я скажу. В то время люди, недавно отставшие от идолов, были более несмысленны;…у них еще не было никакого понятия о дарах бестелесных, и они не знали даже, что такое благодать духовная и созерцаемая одной верой: поэтому тогда и были знамения. Одни из духовных дарований невидимы и постигаются одной только верой, а другие обнаруживаются и в чувственном знамении для удостоверения неверующих. Например: отпущение грехов есть дело духовное, есть дар невидимый, потому что мы не видим телесными глазами, как очищаются грехи наши. Почему? Потому, что очищается душа, а душа не бывает видима телесными очами. Итак, очищение грехов есть дар духовный, который не может быть заметен для телесных очей; а способность говорить разными языками, хотя также происходит от духовного действия Духа, однако представляет знамение чувственное и удобозримое для неверующих… Итак, я не имею ныне нужды в знамениях. Почему? Потому, что и без дарования знамения я научился веровать во Владыку. Неверующий имеет нужду в залоге, а я, верующий, не нуждаюсь ни в залоге, ни в знамении… Так и Павел говорит: знамения не для верующих, а для неверующих (ср. 1 Кор. 14: 22). Видите ли, что прекращение знамений служит доказательством не того, что Бог унижает нас, но того, что Он оказывает нам честь? Он сделал это, желая показать веру нашу, — что мы веруем в Него без залогов и знамений. Те, если бы наперед не получили знамения и залога, то не поверили бы Ему в невидимом; а я и без этого показываю всю веру. Вот причина, почему ныне не бывает знамений» — таких, как дар языков.

А вот блаженный Августин, в отличие от остальных святых отцов, высказывает в отношении дара языков неожиданную и парадоксальную мысль: он утверждает, что дар языков в Церкви существует по-прежнему, действует в ней до сих пор. Просто этот дар открывается нам и осуществляется в церковной жизни совсем иным образом, чем в древности — в начальный апостольский век. Блаженный Августин подчеркивает: в первый день существования Церкви, в день новозаветной Пятидесятницы, Церковь сразу и изначально духовно обладала теми же, что и сегодня, всеми своими существенными свойствами и дарами: в том числе она уже тогда являлась вселенской, всемирной, охватывала собой, своей благодатной силой, все тварное мироздание. В этом смысле «собственными» и «родными» для Церкви — с самого первого мига ее бытия — были и все присущие народам земли языки и наречия, хотя ее вера, в тот первый миг ее бытия в мире, среди этих народов еще даже не начала распространяться. Потому-то даже тогда, в самом тесном апостольском кругу, Церковь — как вселенская и всеохватная — уже начала чудесным образом разговаривать устами ранее не ведавших иных наречий учеников Христовых, на всех существующих языках мира. Именно так впервые и был зримо явлен, открыт — силой дара языков — всемирный и универсальный, вселенский характер Церкви. Но затем, в последующие века, Церковь распространилась по миру и теперь уже естественным, обыденным, а не чудесным образом начала говорить на всех языках вселенной, просвещенной светом Христова учения. Ведь Церковь приобрела в качестве своих членов представителей всех без исключения населяющих ойкумену народов. Все эти люди сделались христианами и, значит, говорили на своих родных языках не просто как представители отдельных народов и культур, но как члены единого Тела Христова, члены Церкви. В этом смысле и тогда, в апостольский век, и теперь, спустя многие столетия после Пятидесятницы, Церковь в одинаковой мере говорила и говорит на всех языках: в древности — силой чудесного дара, устами избранных учеников, а ныне — природным и будничным образом, устами рассеянных по лицу земли ее многочисленных членов, представляющих разнообразнейшие народы и цивилизации. Формулируя эту мысль в «Проповеди 267-й», блаженный Августин сначала вопрошает своих слушателей: «Почему же ныне никто не говорит на всех языках, как в то время говорили исполнившиеся Духа Святого? От чего это зависит? От того, что прообразуемое этим даром языков ныне пришло в исполнение. Хотя Господь и отвечал ученикам Своим, вопрошавшим о времени устроения Царства Его —