Пятеро на леднике - [50]

Руль я выпрямил, дно заделал. В воскресенье с двумя дружками — ты их знаешь: Колька Челюсть и Витька Химик — сели мы в лодку как ни в чем не бывало. Скоро Костя приковылял, вроде нас не замечает. А тут и народ идет из города помаленьку, потому что не очень жарко. Костя их к своей лодке зовет, приветливо улыбается. Тогда Челюсть и Химик неторопливо приближаются и предлагают гражданам перевезти их на высокой скорости в любую точку прекрасного пляжа без всякой платы… по соображениям чистого гуманизма. Граждане не совсем поверили, замялись: может, хулиганство какое? Одна заскорузлая тетушка к Косте в лодку залезла и отдала ему скорее десять копеек. Челюсть и Химик вежливо повторили свое предложение. Ребята симпатичные, на студентов похожие, причесанные. Людям любопытно, однако сомнение мучает. Один дядька спрашивает: «Может, у вас лодка плохо работает?»

«Дырявая у них лодка», — говорит Костя.

«Наоборот, — отвечает Челюсть, — дыра в нашей лодке, которую вы тайно пробили, ликвидирована. Просим всех садиться».

Пожали граждане плечами и полезли в нашу лодку все до единого. Даже заскорузлая тетка заколебалась, лицом омрачилась и стала у Кости гривенник обратно требовать. Костя лихорадочно быстро завел мотор — и ходу, повез ее одну. Мы тоже отчалили. Плывем, а я нарочно держусь возле Кости. Высадили граждан и обратно скорее, там уже новые люди на берегу подошли. Мчимся наперегонки, жмем из последних сил… а ветер усиливается, тучи нагнало, волна поднялась. Костя ругается и грозится нам врезать. Ну на берегу… схватились было, но начался ливень, и мы разошлись. Разочаровал я деда, упустил достаток.

Леня грустно вздыхает.

— Опять в раздумье пребываю: зачем я это сделал?

Леня останавливается и трогает меня за рукав:

— Пойдем обратно. Сейчас моя Люся работу кончит, я тебя с ней познакомлю.

Он, посвистывая, смотрит по сторонам и как бы невзначай замечает:

— Вот тоже вопрос…

— Ты о чем?

— Женщина, жена… Молоденькая она и весьма красивая. Работает в кафе успешно. Меня сильно любит и может материально поддержать мое интеллектуальное развитие. «Учись, — говорит, — готовься в институт, ни о чем не думай!» Не думай! Я бы рад не думать! Жертва, а? За счет чего же я расти буду и духовно возвышаться? За счет ее души? — Леня пытливо смотрит мне в лицо. — Слушай, где бы мне работенку найти интересную да повыгоднее, потому как не пойму — стоит ей там работать или нет? Все-таки сфера обслуживания, доходное место. Люси́ моя, скажу тебе честно, по призванию туда пошла, эстетически к делу относится. Любит все красиво на стол подать! Там еще две девчонки, подружки ее, тоже энтузиасты сервиса. Только у них свой Ипат Пломба имеется, учит их чаевой премудрости… Вот и задумаешься…

Я отвечаю Лене, что не стоит называть кафе «сферой обслуживания», потому что все мы в принципе обслуживаем друг друга…

Леня радуется:

— Слушай, вот и я считаю, пусть Люси́ в кафе работает, там такие толковые нужны… — и запальчиво восклицает: — Нужны для жизни не меньше, чем физики-теоретики!

Леня сдвигает шляпу на затылок, вздыхает:

— Мечтаю я личный смысл бытия найти. Извелся весь. Ночью, как филин, глаза таращу, мозгую. Жизнь-то одна… А теперь семья, заботы. Бежишь в магазин с кошелкой, а сам думаешь: хорошо бы в Африку кинуться, какое-нибудь животное открыть… Вариантов исключительно много, не сообразишь, в какую точку себя поставить.

Я не знал, чем помочь Лене, какую точку выбрать…

Месяца через два я плыл в Астрахань. Прогретым вечером трехпалубный теплоход тяжко наваливался на старенькую, хрустевшую, как арбуз, пристанешку. С носа полетел конец чалки, и вдруг знакомый голос покрыл весь шум:

— Эй, тетя, шевелись, спать дома будешь!

Теплоход отработал задний ход, фыркнул, крепко притиснулся к пристани; внизу пассажиры затопали. Я быстро спустился.

Леня стоял у сходней в тельняшке, с косынкой на шее.

— Путешествуешь? — спросил он, подавая горячую ладонь. — А мы третьим рейсом уже идем.

— А Люся?

— Люси́ тут же в ресторане вахту несет. Команда у нас комсомольско-молодежная, между прочим…

— Нашел, стало быть, точку?

— Приближаюсь вроде… Пока матросский стаж накручиваю, думаю в речной податься, в штурмана. — Леня прищурил ореховые глаза. — Куда ж от матушки-Волги денешься?

ГУДЯТ ПАРОХОДЫ Рассказ

Вы слышали, как гудят пароходы ночью? Засыпаешь, и вдруг за садами, далеко под берегом, затрубит… хрипло, печально. Заколотится сердце, и во сне видишь солнечную воду и какие-то знакомо-незнакомые голубые берега…

Так я жил и слушал Волгу. Из школы без особой печали приносил тройки. После уроков удирали мы с Толькой на берег, где покачивались недоступные нам моторные лодки, где пахло мазутом и горячим песком, где с осклизлых бревен мы забрасывали свои удочки и закуривали папиросу — одну на двоих, да еще Витька Католик клеился, выпрашивал докурить. Купались до синего озноба, пока солнце не начинало валиться за город и над лиловыми домами, трубами, трамваями повисала оранжевая пыль.

В восьмом классе мне не повезло, я никак не мог побороть уравнения с двумя неизвестными, получил переэкзаменовку на осень и летом пошел работать на кожзавод. А потом знакомый парень помог устроиться на теплоход «Армавир» мотористом. В грохочущем машинном отделении я орудовал масленкой, смазывая двигатели, переводил реверс, чистил насосы. Ходили рейсами из Ростова в Куйбышев с зерном и рудничной стойкой. Зиму ремонтировались в горьковском затоне, а весной по ледяной, разливной воде побежали вниз, в первый рейс.