Пятеро на леднике - [19]

Досадная ошибка окончательно вывела Гошу из равновесия. Один раз к лагерю близко подошли архары — как назло, у Гоши не оказалось тогда под рукой ружья. Мы пробовали успокоить его. Кто-то из нас намекнул Гоше, что не стоит ему сейчас терзаться из-за архаров, потому что охота на них в мае запрещена. В мае у них появляется на свет потомство. Гоша, от природы добрый и внимательный, не слушал ничего и все больше трепетал в своей охотничьей лихорадке. Он был из тех натур, которые если уж увлекаются чем-нибудь, то до конца, и увлекаются всегда тем, что для них недостижимо, что им просто противопоказано.

Снова Гоша наткнулся на архаров совсем неожиданно, когда мы переехали в глухие ущелья. Его послали на базу за продуктами, он попросил у начальника карабин. Возвращался в лагерь уже под вечер. В кабине рядом с шофером ехала повариха. Гоша трясся в кузове, на мешках, балансируя руками, в которых он держал два стекла для керосиновых ламп. Оранжевые космы облаков разметались над розовыми вершинами гор. Гоша все свои душевные силы сосредоточил на том, чтобы не разбить ламповые стекла. Вдруг машина резко затормозила, Гоша ударился спиной о кабину, и ламповые стекла взлетели к лицу. Из кабины высунулся шофер Степан Дорофеич и заорал:

— Архары! Карабин, карабин!

Архары — дымчатые, легкие, едва заметные в багровом сумраке — мчались от дороги вверх на осыпь. Гоша упал на колени и положил карабин на борт. Грохнул выстрел, и последний архар, точно налетев на протянутую веревку, пал на колени, снова пружинисто вскочил, но побежал уже медленнее, отставая от стада.

— Еще стреляй, еще! Ранил! — крикнул Степан Дорофеич.

Гоша выпрыгнул из машины и, отбежав, упал на камень. Сердце колотилось так бурно, что толкало приклад карабина. Архар бился на осыпи, оседая на задние ноги. Новый выстрел вздернул архара, точно удар кнута, он опять полез на осыпь… Гоша вскочил и заспешил наверх. Сзади бежал Степан Дорофеич.

— Нож-то у тебя есть?.. Резать есть чем?

Архар вставал и ложился, сучил ногами в каменной россыпи, и сверху мимо Гоши катились окровавленные камни.

— На, возьми нож! — Степан Дорофеич схватил Гошу за локоть. — Я не взберусь, задыхаюсь… — Дорофеич сунул нож в ладонь Гоше. — Лезь, лезь скорее, а то побежит опять!

Гоша влез и, обессиленный, остановился над архаром. Это была самка. Она лежала на боку и поднимала и опять роняла безрогую светлую, узкую голову. Влажный темный глаз в белых ресницах отражал весь розовый простор неба. Тонкая нога с желтоватым копытом вытягивалась и прижималась к вымени. Гоша подошел к ней вплотную и остановился в недоумении, не зная, что же делать ножом. Он вдруг увидел, как из этих печальных глаз, от этого бьющегося тела на него изливается горестная мука.

Снизу, карабкаясь, вопил Дорофеич:

— Горло, режь горло!

Гоша нагнулся с ножом над раненой самкой и поднялся снова… В ее влажном глазу он увидел… себя… Дорофеич вылез и подбежал на кривящихся ногах, отбирая нож, крикнул:

— Архаренка-то лови!.. Не видишь, что ли! Да вон, вон, наверху, левее!

Повыше, метрах в трех, на камне стоял удивленный архаренок и нетерпеливо перебирал ногами перед прыжком вниз, к матери. Гоша шагнул к нему навстречу и оглянулся на кряхтение Дорофеича. Присев на корточки, шофер вытирал о траву окровавленный нож. Гоша отвернулся и протянул руки к архаренку. Архаренок прыгнул ему навстречу, упал и попятился. Шерстка у него серая, а на груди белое пятно, словно он был в переднике. Гоша схватил его, поднял, прижал к груди, чтобы архаренок не увидел матери. А ее голова уже по-мертвому откинулась назад, и алое небо с космами облаков тускнело в стекленевших глазах.

Архаренка взяла к себе в кабину повариха, а у Гошиных ног в кузове положили тушу матери. От качки и толчков голова ее прыгала, и казалось, что она хочет подняться.

Уже ночью машина пришла в лагерь. Мы вылезли из палаток. Гоша опустил архаренка на землю. Он не держался на ногах, заморенный долгой дорогой, и лег. Мы стояли вокруг и светили на него фонариками. Архаренок недвижно лежал, положив голову на передние ноги, а Гоша взволнованно рассказывал о своей первой охоте. Казалось, он сейчас заревет.

Гоша замолк и с тревогой смотрел на архаренка.

— Молока ему надо, — сказал Дорофеич, подходя к нам.

Дорофеич сказал то, о чем думали все. Архаренок был так мал, что пока ему нужно было только молоко. Но у нас не было молока.

— Может, сгущенного? — спросил Гоша. Развели в миске сгущенного молока с теплой водой.

Мы присели на корточки, а Степан Дорофеич пробовал подсунуть миску под мордочку архаренка и окунуть в молоко губы. Архаренок равнодушно отводил голову и не слизывал даже капель с губ. Он не хотел пить сгущенное молоко, ему было всего два дня от роду. Мы сидели на корточках и молчали. Юрты были от нас километрах в сорока.

Гоша повернулся к Степану Дорофеичу и попросил:

— Поедемте, Степан Дорофеич, за молоком к киргизам… Пожалуйста.

Степан Дорофеич пожал плечами и показал глазами на начальника партии.

— Пожалуйста… — попросил Гоша, поворачиваясь к начальнику.

— Нет, нет! — возразил тот. — Ни в коем случае. Бензина мало, а утром в маршрут выезжать… Нет, нет. Давайте спать.