Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара - [178]

Пока шло обсуждение, Анатолий Борисович набросал текст заявления, который все дружно одобрили и столь же дружно отправили его защищать честь бизнес-мундира в публичное поле. В скором времени совместное заявление РСПП, «Деловой России» и «ОПОРЫ России» было обнародовано вышедшим к журналистам Чубайсом. Среди прочего в нем говорилось, что произвол правоохранительных органов подорвал доверие бизнеса к власти, ухудшил атмосферу в обществе, а ошибки власти «отбросили страну на несколько лет назад». Отсутствие же ясной позиции Путина «сделает необратимым ухудшение экономического климата» (что и произошло в результате после нескольких тучных лет и даже невзирая на их тучность).

Несмотря на то что Чубайс выражал общее мнение бизнеса, он снова превратился в мишень и общественного мнения, которое было радо посадке олигарха, и первого лица. «После этого Путин год меня не принимал», – рассказывал Анатолий Борисович. Знаменитая путинская фраза «Прекратить истерику!» была обращена именно к Чубайсу.

СПС решил занять принципиальную позицию, хотя заведомо было понятно, что электорально она невыгодна. Рейтинг партии стал осыпаться. Явно была дана команда перекрыть и каналы телевизионного пиара: сняли с эфира передачу «Что? Где? Когда?» с участием команды СПС, вырезали участие Чубайса в «КВН», не вышла в свет передача «Пока все дома» с тем же Чубайсом, который из-за Ходорковского вдруг стал лицом праволиберальной партии, хотя до этого казался лишь ее теневым или полутеневым лидером.

После поражения на парламентских выборах 2003 года Борис Немцов скажет: «Выбирая между политической проституцией и политической смертью, мы выбрали смерть». Эффект от защиты ЮКОСа оказался мощнее, чем даже думали лидеры партии. Как заметил Чубайс, «я думал, что защита частной собственности важнее для среднего класса, чем ненависть к олигархам; оказалось, что это не так».

Гайдар по-прежнему не сильно светился в «паблике», отчего любое его высказывание приобретало двойной вес, но во время предвыборных дебатов в ноябре защищал Ходорковского и, раздраженный спекуляцией своих оппонентов на антиолигархической теме, в какой-то момент коротко отрезал: «Я не вижу оснований для заключения его под стражу».

Правые либералы не прошли в Думу. Это поражение оказалось для них весьма болезненным, потому что Гайдар рассчитывал на сохранение возможности проводить реформы, используя парламент – через коридор, становившийся все более узким, но тем не менее остававшийся функциональным.

В январе 2004-го Егор выступал в Фонде Карнеги в Вашингтоне и обратил внимание аудитории на свои разговоры с Михаилом Ходорковским и его командой. Они – никакие не революционеры. И как опытные лоббисты готовы были бы соблюдать правила игры, если бы о них было сообщено. Однако правил-то, судя по всему, и не было.

ЮКОС, отмечал Гайдар, создал мощнейшее лобби в парламенте. Нефтяники помогли провести в Думе идею низкого фиксированного подоходного налога – то есть сыграли чрезвычайно полезную роль. Поддержали реформаторов в ходе принятия земельного и в проталкивании трудового и пенсионного законодательства. «Но, естественно, как у любого лобби, у них были свои собственные интересы», – говорил Егор. Сложная лоббистская игра с правительством носила конфликтный характер, но именно с правительством, не с президентом. Гайдар признавался, что участвовал в консультациях по поиску компромиссов между нефтяниками, кабинетом министров, Минфином: «Это нормальная ситуация. Так работает демократия. Приходится с этим считаться».

Но, продолжал Егор, вполне очевидно, что «лично для Путина не имело большого значения, будут или не будут регулироваться экспортные пошлины на нефтепродукты». Вопрос был в другом. «Вопрос был в том, чтобы показать, кто в доме хозяин».

А ведь в феврале 2003-го Михаил Борисович публично поспорил с Владимиром Владимировичем – по поводу того, что государственная «Роснефть» переплатила при покупке маленькой компании «Северная нефть». Это был намек на коррупцию в ближнем круге президента. Президент ответил жестко – про сверхзапасы нефти у ЮКОСа и про проблемы компании с налогами. Пожалуй, с тех самых пор Ходорковский был обречен.

Арест главы ЮКОСа, продолжал Гайдар, не может остаться единичным случаем, как утверждают власти. Прежде всего потому, что «если в Москве по политическим мотивам сажают в тюрьму самого богатого человека, то почему где-нибудь в Тамбове я не могу пригласить к себе какого-нибудь относительно богатого предпринимателя и не предупредить, что если он не окажет финансово-политическую поддержку моему избирательному фонду, то его ждет судьба Ходорковского».

Именно такое поведение станет характерным для власти в течение всех последующих лет в окрепшей системе российского зрелого авторитаризма. Поймет, где его место, и крупный бизнес, про который Гайдар тогда сказал так: «Представителям большого российского бизнеса дали четко понять, что без прямого согласования с властями они не должны вмешиваться ни во что, что связано с гражданским обществом. И они это услышали».

Считается, кстати, что Михаил Ходорковский принимал участие в финансировании и СПС, и «Яблока». И в некотором смысле обе партии, неистово сражаясь друг с другом, самоликвидировались. В том числе на деньги Ходорковского.