Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара - [177]

В Багдаде группу поселили в так называемой «зеленой», то есть теоретически безопасной, зоне, в гостинице «Аль-Рашид». Гайдар описывал условия существования в этом лучшем отеле Багдада: «Как нам сказали, в нем вполне прилично, даже вода холодная почти всегда бывает. А по утрам иногда дают теплую воду… Когда я попытался открыть кран с холодной водой, оказалось, что ее нет. Мне объяснили, что я ошибаюсь, действую не по той методике: надо открыть кран за 15 минут».

На этажах дежурили непальские гуркхи, находящиеся на службе британской короны, подчеркивая всем своим видом союзнический характер операции в Ираке. Прибывших членов делегации консультировал третий человек в союзной администрации, бывший министр финансов и будущий премьер-министр Польши Марек Белька. «Пока мы там сидели, – вспоминал Тодоров, – Гайдар явно скучал, а я отошел – просто мне было интересно – на рекогносцировку и вдруг нашел бар, а в баре наливали. Я вернулся и сказал: „Егор Тимурович, вы знаете, а тут, оказывается, есть бар“. На что Гайдар громко сказал: „Это радикально меняет дело!“ Мы встали и ушли туда вместе с еще несколькими представителями бывших союзных республик, балтийских в основном».

Американской администрации, рассуждал потом Гайдар, хватило ума понять: блестящим американским академическим экономистам «не приходилось размораживать цены, проводить экономическую политику в стране, где параллельно ходит несколько валют». Поэтому для консультаций позвали практикующих экономистов из Восточной Европы. Проблемы ведь схожие. Егор сравнивал ситуацию в России 1991 года с Ираком-2003. Например, дефицит бензина в нефтедобывающих странах: «…пограничная служба развалилась, границы открыты… вывозится нефть, вывозится бензин, сохраняется дефицит. Очень похоже все».

Обсуждали конкретные вопросы: «Скажем, в ноябре истекает срок действия программы „Нефть в обмен на продовольствие“. Продолжать рационирование, не продолжать? Вводится в октябре новая валюта, а какую после этого проводить денежную политику, политику валютного курса?»

Гайдар считал, что Россия должна иметь свои интересы в Ираке, потому что эта страна – потенциально богатая: в 1979 году подушевой ВВП Ирака был равен ВВП на душу населения в Италии или Австралии.

Эту его точку зрения, как все чаще случалось, российские государственные структуры не разделяли. Точнее, им было все равно.

Тем временем продолжалась предвыборная кампания. В первую федеральную тройку вошли Борис Немцов, Ирина Хакамада и Анатолий Чубайс (после серьезнейших колебаний). Гайдар возглавлял московский список СПС. Предвыборную программу – и идеологическую часть, и практическую, состоявшую в основном из наработок его Института, – утверждал именно Егор.

На предвыборном съезде СПС 8 сентября Чубайс пошел в атаку с открытым забралом: правым либералам нечего стесняться, страна построена по их чертежам и благодаря их практическим действиям. Анатолий Борисович размахивал Егором Тимуровичем, как знаменем: «Это Гайдар построил первое правительство в Российском государстве. Это мы создали первую и ныне действующую российскую Конституцию и добились ее принятия в трудном декабре 1993 года. Это нами создана частная собственность – основополагающий институт российской государственности. Это на наших идеях и нашими силами выстроено практически все действующее российское законодательство. И после всего этого разнообразная политическая шпана, которая путалась у нас под ногами, будет называть себя патриотами?! Да каждый сидящий здесь вправе сказать на это: это я – государственник и я – русский патриот!»

Своих сторонников и ядерный электорат, конечно, можно было завести такими словами – точными и эмоциональными. Мучительная борьба за более широкий электорат продолжалась, в том числе с политтехнологическими ошибками, одной из которых был рекламный ролик – Немцов, Хакамада и Чубайс летели в шикарном самолете. Слишком шикарном для еще не оторвавшейся от земли России. А либералы в ролике как раз от нее-то и оторвались.

Но главное, разумеется, не в этом. 25 октября символическим образом произошел окончательный поворот политической системы в сторону авторитаризма. Был арестован глава ЮКОСа Михаил Ходорковский.

Михаил Борисович совершал с небольшой командой поездку по стране – разъяснял преимущества объединения ЮКОСа и «Сибнефти», но заодно изучал настроения публики, потому что все-таки был вовлечен в политику. Ощущал риски ареста. Обсуждал с коллегами разнообразные опции – уехать за границу или остаться в России. В Нижнем Новгороде слежка стала открытой. Летел в Иркутск. На дозаправке самолета в Новосибирске он был арестован сотрудниками ФСБ.

Началась новая эпоха в истории России, когда власти стало дозволено все. И все стало непредсказуемо, кроме одного – последовательного движения ко все более авторитарному политическому режиму.

«Так уж получилось, что при посадке Ходорковского я оказался главным оппонентом Путина. Егор в это не был вовлечен никак, хотя позиция у него, естественно, была такая же, как и у меня», – рассказывал Анатолий Чубайс.

Днем 25 октября представители РСПП, в основном из крупного бизнеса, собрались прямо на противоположной от Кремля стороне Москвы-реки в гостинице «Балчуг», чтобы обсудить арест своего товарища. Чубайс понимал, что из разговора должен следовать какой-то вывод, а из вывода – официальное заявление «профсоюза олигархов». Равно как было очевидно и то, что вряд ли кто-то из напуганных бизнесменов захочет взять на себя роль публичного защитника арестованного товарища. Тем самым – постарается избежать участи второго посаженного в тюрьму олигарха после Ходорковского.