Пять или шесть? - [15]

— Не знаю, товарищ майор, что думают религиозно настроенные мансийцы, к ним я не обращался, да где найдешь теперь таких? Но если вам понадобятся проводники, я найду вам десять, двадцать, тридцать добровольцев. Сколько надо!.. Ваши легенды сочинены в восемнадцатом веке, я их сам немало знаю, а сейчас вторая половина двадцатого. — Он опять засмеялся и добавил:— А если ваша «Золотая Баба» именно там, где спустились парашютисты? Хе-хе-хе!.. Самострелы! Стаи рысей!.. Чудеса!.. Езжайте, дорогой Алексей Михайлович, спокойно домой — доложите, что с парашютистами расправилась «Золотая Баба».

— Да-а, пожалуй, — примирительно поддержал я его шутку.

— Митя!.. — Дядя Володя начал командовать сержантом. — Давай-ка организуй свой пост. Какой же ты милиционер, если у тебя, здесь у нас, и поста нет? Вот-вот должны появиться голубчики!.. По-моему — двое. Да еще парнишка из туристов сейчас придет.

Я согласно кивнул Мите, и он исчез, схватив на ходу пару шанег, что пекла за перегородкой комнаты старшая дочь Чурсина. Дядя Володя проводил его до сеней, давая наставления — куда смотреть, с кем держать связь из молодых охотников.

Шаньги с мятым картофелем и пережаренным луком так вкусно пахли, что я, наверное, глотал слюнки. Дядя Володя, прежде чем продолжить наш разговор, принес полную тарелку этих уральских ватрушек, с пылу, с жару, и заставил меня поесть.

Его расчеты, что вот-вот в Р. придут двое, основывались на своеобразных доводах. Он достал из кармана лоскут добротной легкой парусины. Рассмотрели. Это оказался карман от куртки.

Нашел его дядя Володя неподалеку, на сучке, невысоко над землей. По его заключению, шел человек, спешил, перепрыгивал с камня на камень, зацепился — и нашитый карман целиком отлетел. Дядя Володя утверждал, что человек, судя по тому, как лоскут висел, двигался к Р*.

— И человек заведомо новый. За последние месяцы в нашей округе никого в такой куртке не бывало.

Другой человек, на тропе, ведущей в Р*, долго шел впереди дяди Володи, хорошо были слышны шаги. Но когда старик стал нагонять его, тот сумел схитрить. На каком-то спуске по каменистой россыпи человек столкнул вниз камень, а сам остался наверху. Дядя Володя и проскочил мимо, думая по шуму, что человек спустился.

— Прео-о-опытный таежник! — посмеивался старик. — Надуть меня посреди леса не всякий может. Придет — посмотрим, что за гусь... Ну, и вскорости должен подойти сюда парнишка из туристов.

Он рассказал, как наведался к студентам.

— Раз парень от туристов побежал сюда, стало быть, там у них что-то стряслось. И немудрено: они добрались как раз до той долины, за Спесивой горой.

Я слушал старика и диву давался. Казалось, спроси, сколько он сегодня встретил на пути кедров, берез и сосен, — дядя Володя прикинет про себя и ответит.

Он сидит за столом, напротив меня. Озаряя его широкие скулы, натянутую бронзовую кожу, горит желтым светом керосиновая лампа. Щурясь на огонь, старик аккуратно откусывает душистую шаньгу, зубы — все один к одному! Тщательно прожевывает, запивая молоком. И только проглотив и словно убедившись, достигла ли пища желудка, он произносит несколько фраз:

— Те, что идут сюда, торопятся. Сильно торопятся. Иначе за день столько не отмахать. Стало быть, Р* — их цель.

Любуясь, как он ест — не ест, а лакомится — я предложил: не выйти ли и нам с ним на помощь сержанту Мите? С чем спешат сюда голубчики — неизвестно.

— Хва-а-тит, — ответил дядя Володя. — Восемь мальчишек у меня по за углами расставлено.

Ожидание будоражило. Я прислушивался к звукам за окнами. Подмывало выйти на улицу — встать где-нибудь в засаде с пистолетом наготове, и я еле сдерживал накаляющее волнение. Черт те что! Хорошо знаю, что подобные события, которых напряженно ждешь, обычно проходят буднично и просто, гораздо обыденнее и менее занимательно, чем в приключенческих книжках, да и не впервые мне все это. Но все-таки я — живой человек, с нервами, с чувствами. Ответственность и значительность дел, редко похожих одно на другое, всегда приподнимают дух и обостряют переживания.

Не здесь ли кроются главные упущения приключенческой литературы, думаю я сейчас, когда пишу эти строки? В некоторых книжках, что мне приходилось читать, действуют и переживают они — шпионы, диверсанты и им подобные сверхчеловеки, а мы — советские патриоты — лишь двигаемся по прямой линии, согласно своему долгу, выполняем роль третьестепенных персонажей. Авторы, видимо, сами это чувствуют и, чтобы уравновесить впечатление, делают шпионов и диверсантов глупыми, недалекими, совершающими пустяковые и опрометчивые поступки.

— Идут они порознь, — негромко рассуждал дядя Володя, покончив с ужином и закручивая большущую папироску самосада. — Атаковать наш Р* они не будут. Намерения у них другие.

Я заметил, что он тоже сторожко прислушивается. Но не подает виду и тихо говорит, словно сам с собой:

— Неужели на спуске по камням надул меня этот парнишечка из туристов?.. Не должно быть!.. Такая хитрость в лесу — у заводского человека?.. Жаль, давно дождя не было — следы плохие... Нюся! — неожиданно громко окликнул он свою дочь, которая мыла посуду за перегородкой. — Ты не помнишь, какие ботинки были у тех, заводских, что в дальний березняк пошли, за Спесивую гору?