Пядь земли - [178]

Ну и что такого! Раз здесь Йожефов уважают. Да толстое брюхо. Так отвечают всяким там насмешникам местные мужики. И носят это имя с гордостью. И крестят Йожефами всех своих детей.

Вообще-то говоря, у этой эпидемии на Йожефов — своя интересная история. Когда-то, в старые времена, жил в деревне один тихий, набожный мужик, Йожеф Берегсаси. Отец его, видно, тоже набожным человеком был, потому и окрестил он своего единственного сына Йожефом, в честь библейского пророка Иосифа. Вырос, значит, Йожеф хоть и крепостным, да богатым, и был он выбран старостой. А о дальнейшем, пожалуй, лучше расскажет этот вот старый документ:

Года 1836 месяца ноября писано. Номер L I/a. Йожеф Берегсаси, будучи избран жителями Селения Старостой, принес присягу по закону и показал себя весьма усердным, что особо похвально, потому как был он болезнен, вначале же отменно себя вел. Да в пребывание его Старостой вышел Закон об оброке, который или им плохо был понят, или другой кто ему способствовал, только присвоил себе Староста Господские права. Узурпировав, как Староста Селения, законную власть, сперва пустил он овец на Господский луг и приказал пасти скот Селения заодно с Господским. А граничные вехи, Господином поставленные, велел жителям разбросать. Колодцы, на землях Господских выкопанные и по приказу Господскому засыпанные, велел раскопать заново. Подобное содеял он и с выгоном для Господских жеребят, который Помещик с большими затратами канавой обкопал, а где обкопать было невозможно, оградой обнес. Староста ограду сломал, канавы засыпал и туда телят из Селения и другой скот пустил для пастьбы. За сии беззакония и предстал он перед Господским Судом. Староста Йожеф Берегсаси был предан Закону вместе со всем своим Советом и с теми жителями, которые в этих беззаконных действиях участие принимали. После трех заседаний вынесен был приговор. Оный гласил, чтобы Старосте Йожефу Берегсаси сто ударов палками дать и посадить его в кандалах в темницу на один год. Которые сто ударов он на месте и принял. А Ференц Каллаи, бывший ему во всем помощником, получил полгода ареста и пятьдесят ударов, еще же пятеро старых крестьян, которые ему советчиками были, пять месяцев тюрьмы без палочного наказания получили. Те жители, которые искренне перед судом покаялись, что участвовали в разрытии граничных вех, равно как и в раскопке колодцев, палочными ударами наказаны были на месте. Чьи имена, когда известны будут, занесу сюда. Секретарь же, Даниель Фезё, который, как приговорил Суд, во все эти действия был весьма замешан, по приказу Главного Уездного Начальника был из Селения перемещен.

Вот и все, что сказано в старом документе.

Однако память о том славном времени до сих пор живет среди местных жителей, а особенно прочно — в их именах. Потому-то и много в деревне Йожефов. После того старосты, Йожефа Берегсаси, мужики своих детей сплошь крестили Йожефами. И иосифов день большим праздником считается в деревне: в каждой семье хоть один Йожеф да есть — и всех надо поздравить. А дело это непростое, потому что поздравителей полагается угощать. Палинкой, пирогами, вином, где как.

Есть дома, где в этот день даже цыган зовут играть. У мельника Такача, например. Играют цыгане с утра до позднего вечера. Потому что Такач и другие богатые мужики именины свои празднуют по-господски. Вечером гостей зовут, а на следующий день приходит кто хочет.

Поздравлять, собственно говоря, детишки начинают. Едва светает, а они уже обходят по очереди всех Йожефов; чаще всего вдвоем: собак боятся. Встанут у дверей по стойке смирно, отбарабанят свое, а сами думают, сколько им денег здесь дадут; получат и бегут дальше. Йожефов много, а утро коротко.

В доме еще не прибрано с ночи, одна подушка там, другая — здесь. А сосед, смотришь, уже в ворота заходит (если не в ссоре они с хозяином, конечно). «Здравствуйте, — говорит, — дай вам бог еще много-много раз встретить иосифов день в добром здравии и этот провести в мире…» Точно такие вот слова говорит Тарцали, придя утром к Красному Гозу. И добавляет:

— Надеюсь, ночь провели хорошо?.. — подмигивает в сторону хозяйки, Марики.

Марика как раз постель застилает, подушки берет с припечка; на мгновение закрывает глаза, краснеет. Жаром отдается у нее в крови воспоминание о минувшей ночи.

— Спасибо, кум, — отвечает Марика, — и вам желаем того же, — и мужу подмигивает. Бог знает, чего они все перемигиваются.

— Дай тебе бог, кум, много именин встретить с семьей в добром здравии, — снова говорит Тарцали и подходит ближе. Руку подает корешу.

— Спасибо, кум, и тебе желаю того же, — трясет Йошка его руку.

— Да, кум, нынче ж у вас тоже именины, — Марика подходит к Тарцали. Теперь оба они стоят перед Тарцали, а Марика знак делает свекрови. Потихоньку, конечно. Та выходит, приносит из сеней бутылку, стаканы. Марика торопливо прибирает постель, скатерть на столе переворачивает чистой стороной, разглаживает руками. — Капельку палинки, кум. А если случаем уже позавтракали, то и вино есть…

— Нет, нет, еще не завтракал… — идет к столу Тарцали.

Дверь хлопает, входят два пацана-школьника, чинно встают у косяка, руки вытягивают по швам, глотают слюну и стишки выпаливают: