Путин, прости их! - [12]
Пока Пророк курит сигарету рядом с огромной черной пепельницей на краю площади, я иду, чтобы полюбоваться памятником адмиралу Павлу Нахимову (1802–1855), возвышающемуся над портом. Статуя легендарного героя осады Севастополя находится на вершине своеобразного обелиска, основание которого украшено батальными сценами, в которых российские моряки заняты пушками, которые защищают город.
Окидываю взглядом угол площади и вижу Лиссони, разговаривающего с женщиной неопределенного возраста. Возле них образовалось небольшое столпотворение, в кругу которых стоит и водитель такси, с которым мы прибыли в Севастополь. Беседуют.
Продолжаю экскурсию вокруг памятника, чтобы увидеть и другие барельефы о жизни Нахимова, через некоторое время снова смотрю в сторону нашего автомобиля и вижу, что вокруг Пророка уже собралось много людей. Я приближаюсь и слышу, что Лиссони говорит с женщиной по-английски. Говорит о нашем путешествии и своей миссии. Становлюсь рядом с парой и все понимают, что я – другой странник.
«Вы из Рима?» – спрашивает меня по-русски мужчина, показывая взглядом на мою черную толстовку под курткой, где красным написано «I love Rome».
«Я из Рима, а он из Милана», – отвечаю по-русски, и из его энергичного кивка головой понимаю, что для него Рим и Милан являются вершиной европейской цивилизации. Саммит проходил там же, в Севастополе, и на нем конечно же приветствуется референдум, на котором Крым решил вернуться в Россию, восторгаются Черноморским флотом, мирно пришвартованным в порту, восторгаются даже солнцем, которое в этот день наполняет город светом.
«Рим красивый», – говорит другой, отделившись от толпы, которая нас окружает.
«Конечно красивый», – отвечаю рассеянно, с некоторой озабоченностью в голосе, потому что толпа, окружающая двух иностранцев, растет. «Закончится тем, что со временем нас остановят за нарушение общественного спокойствия», – думаю.
Между тем, Лиссони продолжает свое объяснение цели нашего путешествия. Чувствую, что должен переводить его и для тех, которые находятся в четвертом или пятом ряду, которые вытягивают шеи и становятся на цыпочки, чтобы увидеть, чтобы лучше услышать. Поднимаюсь на возвышение тротуара позади, чтобы меня было хорошо видно тем, которые находятся далее вглубь. Я уже выше Лиссони, тротуар добавляет еще с десяток сантиметров. Говорит Лиссони, я перевожу: «Все пророки, от монаха Василия из Санкт-Петербурга до Распутина, все пророки утверждают, что Россия является духовной матерью человечества», – говорит Лиссони, прекращая таким образом любой ропот на площади.
«Миссия России состоит в том, чтобы взять на себя крест судьбы человека, как вида, чтобы достичь идеального единства между духовными и материальными измерениями реальности. В защиту свободного становления науки».
«Я приехал из Милана, город Милан является символом Падании[10]. Падания имеет ту же форму, что и Россия, площадь которой в сто двадцать раз больше, чем площадь Падании – региона в Италии, откуда я родом».
«Поэтому Россия призвана быть святой матерью не только для самой себя – утверждает Лиссони с пророческой энергией, – но и для всего человечества, объединив в себе и во Христе три авраамические религии. Если для этого нужно было прибегнуть к военной силе, Святая Мать Россия сделает это».
Это открытое благословение Черноморского флота и всех сил, принадлежащих Святой Матери России, которым Лиссони посвятил книгу стихов, опубликованную много лет назад.
Под конец произносимой речи одна пожилая женщина подходит ко мне и дарит тряпичную куклу, которая изображает моряка Флота, который и станет талисманом города.
Я включаю компьютер, чтобы написать несколько заметок про то необыкновенное утро, но ноутбук поврежден, и ремонт вынуждает меня остановиться в Севастополе. В конце концов я нахожу человека, который готов взяться за ремонт. Я должен оставить ему компьютер на четыре часа, смогу забрать его в шесть вечера. Жаль, потому что я должен расстаться с Лиссони. У него «пророческая срочность», требующая, чтобы он отправился в Ялту, я же здесь, чтобы писать, но не могу перемещаться без компьютера. Разница в том, что он разговаривает с Богом, а я говорю с людьми. Ему не нужны машины, мне – да.
Мы увидимся по его возвращении в Симферополь. В то время, как я с тревогой выхожу из мастерской, думаю о первых заповедях декалога журналиста: 1) диктовать; 2) писать; 3) думать. В конечном счете эти триединые заповеди проводят четкую разницу между писателем и журналистом.
Писатель (человек, наиболее близкий к пророкам среди людей) сначала думает, затем пишет и переписывает то, что он обдумал, в конце концов передавая рукопись издателю, который издает и поставляет книгу в книжные магазины. Это работа, которая длится месяцами, а может даже годами.
А журналист – нет. Он должен как можно скорее передать то, что написал. Разница между писателем и журналистом огромна, но многие продолжают путаться (особенно среди инсайдеров) в этих двух фигурах.
Перед тем, как уйти на пенсию (еще одна разница: у журналиста есть пенсия и соцпакет, у писателя – нет) я писал для национальных ежедневных газет, затем для международного агентства, выиграл несколько премий, среди которых Премия Святого Винсента, которая считается итальянским Пулитцером. Я мог оставаться дома и жить спокойно, как пенсионер. Но нет.
В начале семидесятых годов БССР облетело сенсационное сообщение: арестован председатель Оршанского райпотребсоюза М. 3. Борода. Сообщение привлекло к себе внимание еще и потому, что следствие по делу вели органы госбезопасности. Даже по тем незначительным известиям, что просачивались сквозь завесу таинственности (это совсем естественно, ибо было связано с секретной для того времени службой КГБ), "дело Бороды" приобрело нешуточные размеры. А поскольку известий тех явно не хватало, рождались слухи, выдумки, нередко фантастические.
В книге рассказывается о деятельности органов госбезопасности Магаданской области по борьбе с хищением золота. Вторая часть книги посвящена событиям Великой Отечественной войны, в том числе фронтовым страницам истории органов безопасности страны.
Повседневная жизнь первой семьи Соединенных Штатов для обычного человека остается тайной. Ее каждый день помогают хранить сотрудники Белого дома, которые всегда остаются в тени: дворецкие, горничные, швейцары, повара, флористы. Многие из них работают в резиденции поколениями. Они каждый день трудятся бок о бок с президентом – готовят ему завтрак, застилают постель и сопровождают от лифта к рабочему кабинету – и видят их такими, какие они есть на самом деле. Кейт Андерсен Брауэр взяла интервью у действующих и бывших сотрудников резиденции.
«Иногда на то, чтобы восстановить историческую справедливость, уходят десятилетия. Пострадавшие люди часто не доживают до этого момента, но их потомки продолжают верить и ждать, что однажды настанет особенный день, и правда будет раскрыта. И души их предков обретут покой…».
Не каждый московский дом имеет столь увлекательную биографию, как знаменитые Сандуновские бани, или в просторечии Сандуны. На первый взгляд кажется несовместимым соединение такого прозаического сооружения с упоминанием о высоком искусстве. Однако именно выдающаяся русская певица Елизавета Семеновна Сандунова «с голосом чистым, как хрусталь, и звонким, как золото» и ее муж Сила Николаевич, который «почитался первым комиком на русских сценах», с начала XIX в. были их владельцами. Бани, переменив ряд хозяев, удержали первоначальное название Сандуновских.
Предлагаемая вниманию советского читателя брошюра известного американского историка и публициста Герберта Аптекера, вышедшая в свет в Нью-Йорке в 1954 году, посвящена разоблачению тех представителей американской реакционной историографии, которые выступают под эгидой «Общества истории бизнеса», ведущего атаку на историческую науку с позиций «большого бизнеса», то есть монополистического капитала. В своем боевом разоблачительном памфлете, который издается на русском языке с незначительными сокращениями, Аптекер показывает, как монополии и их историки-«лауреаты» пытаются перекроить историю на свой лад.