Пути России. Народничество и популизм. Том XXVI - [57]
«Народ» и партия. Понятие «народ» («русский народ») рассматривалось как политическое, вне этнического («племенного», «национального») контекста. Этносы именовались «национальностями» или «народностями»[215]. «Народ» не воспринимался как уникальное целое, его развитие подчинялось естественным законам развития всего человечества[216]. «В противоположность прежним толкованиям необходимо настойчиво подчеркивать, что „национальность“ есть понятие не естественно-историческое и не антропогеографическое, а чисто социологическое», – отмечал Милюков[217]. Поэтому от «народа» требовались правильные решения, соответствующие этим законам. Но «народ» мог и ошибаться, действуя вопреки своим подлинным интересам; в своем наличном выражении он не являлся идеалом и критерием истины. Правильные решения должны были подготовить передовые люди страны. П.Н.Милюков полагал, что «народ сам поручит дело своей реформы людям, которым он верит»[218].
Выразителем народного суверенитета должно было стать Всероссийское учредительное собрание. Учрежденная монархом цензовая Государственная дума рассматривалась кадетами как «народное представительство» лишь условно. Оценивая избирательное законодательство 1905-1906 годов, Милюков заключал: «Мы критикуем избирательный закон правительства, потому что считаем, что собранные на основании его представители не могут быть достаточно авторитетны в глазах страны»[219]. Тем не менее, заявляя с думской трибуны о связи «народа» и «народных представителей», Милюков отмечал: «В нас он видит первых законных исполнителей своей воли. И он посылает теперь нас сюда ‹…› сказать власти всю правду о стране, узнать для страны всю правду о власти и сделать то, что осталось ею несделанным»[220]. Дума без кадетов для Милюкова, безусловно, не могла бы претендовать на подобное осуществление народной воли. Основным требованием созданного в августе 1915 года при непосредственном участии кадетов Прогрессивного блока стала «власть, опирающаяся на народное доверие»[221].
Кадетская партия осознавала себя в России уникальной «всенародной» партией, лучшей частью «народа», носителем и интерпретатором единственно верных идей. Отвечая на адресованный кадетам упрек социал-демократов «С народом мы или с правительством?», Милюков замечал: «Да, мы с народом, но мы отвергаем претензии тех, кто один хочет говорить от имени народа и ограничивает понятие народа книжным термином „сознательного пролетариата“»[222]. Правильно, по мнению кадетов, понимая народные интересы, партия не только выражала, но и формулировала их. Ведущий публицист «Русской мысли» кадет А. С. Изгоев писал: «Казалось бы, все организации к.-д. разгромлены. Партия ‹…› осуждена почти на полную бездеятельность и чуть ли не на разложение. ‹…› Лучшие силы ее тем или иным способом в большей их части изъяты с политической арены. Словом, разгром полный. И все же политическая борьба наших дней и по сию пору вертится главным образом вокруг кадетов. Объясняется это, конечно, тем, что они ярче всего выразили столь сильную в русском обществе и народе жажду закона, жажду правового порядка»[223]. Кн. Д. И. Шаховской на партийной конференции в июне 1915 года декларировал: «Какие силы в стране могут дать почин народной организации? Наша партия. Направо и налево – нет силы»[224]. На VI съезде партии в феврале 1916 года A.B. Тыркова прямо заявляла: «Без кадетской партии наша страна была бы похожа на Турцию: направо и налево от нас еще неорганизованный хаос»[225].
«Народ» и революция. Февральская революция привела к созданию Временного правительства, в котором наиболее полно была представлена именно кадетская партия. Широкая демократизация абсолютно соответствовала партийной программе. Однако у кадетов не оказалось никакого иммунитета к наступающей анархии. Кадетская газета «Речь» отмечала, что сила правительства «прежде всего моральная». Партийный рупор объяснял природу новой власти: «Действенна она лишь постольку, поскольку опирается не на „войска, милицию и суд“, а на организованное общественное мнение страны, на организованную народную волю. Каждый обыватель – частичка этого народа. И первый его долг сейчас – участвуя в организации общественного мнения и народной воли, помогать организации власти»[226]. Кадет М. Л. Мандельштам в те же дни писал: «Отныне правительство – это народ, революция – это порядок, власть – это мы все. ‹…› Понять это нетрудно. Но трудно нам, привыкшим всю жизнь быть в оппозиции и в революции, ‹…› проникнуться до глубины души сознанием совершенно чуждого для нас психологического уклада. ‹…› Легко далась народу власть и свобода; но трудно будет ее организовать и удержать ‹…›. Постараемся провести народное дело свободы между Сциллой и Харибдой; между призраком реакции и призраком анархии»[227].
С началом Апрельского кризиса новым правительством была опубликована декларация, в которой говорилось: «Призванное к жизни великим народным движением, Временное правительство признает себя исполнителем и хранителем народной воли. В основу государственного управления оно полагает не насилие и принуждение, а добровольное повиновение свободных граждан созданной ими самими власти. Оно ищет опоры не в физической, а в моральной силе. С тех пор как Временное правительство стоит у власти, оно ни разу не отступило от этих начал. Ни одной капли народной крови не пролито по его вине, ни для одного течения общественной мысли им не создано насильственной преграды. ‹…› К сожалению и к великой опасности для свободы, рост новых социальных связей, скрепляющих страну, отстает от процесса распада, вызванного крушением старого государственного строя…»
