Пути России. Народничество и популизм. Том XXVI - [56]
Революционная эпоха сделала понятие «народ» в кадетской риторике приоритетным по сравнению с «обществом». Оформившаяся в октябре 1905 – январе 1906 годов программа Конституционно-демократической партии оперировала равнозначными понятиями «народ», «граждане» и «население» (см. пункты 1, 11, 24, 30)[206]. Таким образом, окончательно отвергалась, по словам H.A. Гредескула, «мысль о народе, но не о народе как о нации, и тем менее как о нации, организованной в государство, а о народе – как о социальном члене внутри нации или внутри государства, о народе как подчиненной массе – в противоположность господствующим классам общества [курсив мой. – Ф. Г.]»[207]. Простонародье именовалось в партийной программе «народными массами» (пункт 32)[208].
Народный суверенитет. «Народ» и «нация». «Народ» в рамках такого подхода рассматривался как будущая гражданская нация, «третье сословие», призванное к конструированию нового политического строя. Большинство партийцев полностью разделяли «крылатую фразу Тьера», которую приводил в своих мемуарах В. А. Маклаков: «Монархия будет демократической по целям, конституционной по форме, или ее вовсе не будет»[209]. После Февральской революции кадеты сразу стали республиканцами. В присяге члена Временного правительства, составленной кадетом Ф. Ф. Кокошкиным и утвержденной 11 марта 1917 года самим правительством, отмечалось: «По долгу члена Временного правительства, волею народа по почину Государственной думы возникшего, обязуюсь и клянусь перед Всемогущим Богом и своею совестью служить верою и правдою народу Державы Российской, свято оберегая его свободу и права, честь и достоинство и нерушимо соблюдая во всех действиях и распоряжениях моих начала гражданской свободы и гражданского равенства и всеми предоставленными мерами мне подавляя всякие попытки, прямо или косвенно направленные на восстановление старого строя. Клянусь приложить все разумение мое и все мои силы для осуществления в полноте всех обязательств, Временным правительством всенародно на себя принятых. Клянусь принять все меры для созыва в возможно кратчайший срок на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования Учредительного собрания, передать в руки его полноту власти, мною совместно с другими членами правительства осуществляемую, и преклониться перед выражением сим собранием народною волею об образе правления и основных законах Российского государства [курсив мой. – Ф. Г.]»[210].
Имея в виду происходящие изменения в понимании «народа» и, по-видимому, желая избежать терминологической путаницы, П.Б. Струве еще в 1905 году попытался ввести в отношении «народа – общества» понятие «нация»: «Народ подобен еще тягучему раствору, в который должна быть брошена какая-то твердая крупица для того, чтобы эта бесформенная масса превратилась в упругий и сверкающий кристалл нации»[211]. Позднее он писал: «Национальная идея современной России есть примирение между властью и проснувшимся к самосознанию и самодеятельности народом, который становится нацией. Государство и нация должны органически срастись»[212]. «Государство», таким образом, все же мыслилось вне «нации».
Однако в партийной риторике слишком буржуазное понятие «нация» не укрепилось и применялось преимущественно во внешнеполитическом контексте при обсуждении «национальных задач»[213]. Еще в 1901 году Милюков, объясняя разницу между «национальным» и «общественным» самосознанием народа, отмечал: «В народном сознании, по закону контраста, запечатлевалось преимущественно то, что составляло особенность, отличие данной национальности от соседних, и этот национализм переносился из области внешней политики в область внутренней. Однако дальнейшие усовершенствования в процессе выработки общественной мысли должны были привести рано или поздно к совершенствованию „народного самосознания“. Из „национального“ оно должно было сделаться „общественным“ – в смысле большего внимания к внутренней политике, лучшего понимания требований современности в этой области и более активного отношения к этим требованиям. Таким образом, только что отмеченные два оттенка в содержании „народного самосознания“ знаменуют собою в то же время два последовательных момента в развитии этого самого содержания. ‹…› Простая справка с современным народным самосознанием наиболее развитых стран Европы покажет, что хранителями национального самосознания являются группы, программа которых имеет целью сохранение остатков прошлого, тогда как выразителями общественного самосознания становятся другие группы, занятые преимущественно устройством лучшего будущего. ‹…› „Национальное самосознание“ представляется с характером более или менее традиционным, тогда как „общественное самосознание“ имеет характер реформаторский»
