Пути России. Народничество и популизм. Том XXVI - [111]
Приведенные выше примеры нарративов ученых о себе и об Академгородке можно трактовать с позиции нескольких пересекающихся полей. В случае со всеми текстами перед их читателем разворачивается миф основания (foundation tale), в котором основополагающую роль играет фигура М. А. Лаврентьева. Если иногда говорят про «лениноцентричность» в описании событий революции 1917 года, то в нашем контексте можно предположить «лаврентьевоцентричность». Практически все авторы мемуарной литературы о первых годах Академгородка будут рассказывать о неординарности этой фигуры и ее разностороннем влиянии. Продолжением аналогии с Лениным может служить диспозиция фигуры Лаврентьева в отношении партии-власти. Провозглашенное Н.С.Хрущевым в конце 1950-х годов возвращение к «ленинским принципам» в партийной жизни по времени совпадает с основанием Академгородка. Можно выдвинуть смелую гипотезу о том, что забвение культа Сталина и возрождение ленинского сказались косвенно на мифологизации Лаврентьева. Не случайно в рассказе Гарипова Лаврентьев оказывается коммунистом, противостоящим партии. Фигура Ленина олицетворяет неиспорченное сталинизмом ядро партии, а образ Лаврентьева строится вокруг оппозиции бюрократии 1960-х годов. Другая черта подобия – это то, что Лаврентьев выступает ориентиром для целых социальных групп. Крестьянские ходоки приходят к Ленину в кремлевский кабинет, а научная молодежь Академгородка к Лаврентьеву в его простой деревянный дом. Скромность – еще одна важная «ленинская» черта Лаврентьева. История о том, что он переселился в простой бревенчатый домик из роскошного коттеджа повторяет дух историй об участии Ленина в субботнике и его бытовой скромности. Разумеется, все это лишь догадка, но подобная аналогия, как нам кажется, позволяет увидеть новые грани академгородковских рассказов о Лаврентьеве.
Другая черта мифа основания в мемуарах – это нарратив об особой атмосфере первых лет. Она, как нам кажется, не имеет четко обозначенных черт, поскольку сильно мифологизируется. И в этом случае можно вновь предложить более широкую культурную аналогию. В определенном плане история создания Академгородка вполне похожа на другие рассказы о покорении человеком природы и освоении необжитых мест. В таких историях главным оказывается «пустота» покоряемого пространства (и не важно, что Новосибирск расположен рядом с городком) и его быстрое присвоение. Чуть ли не первое, что делают прибывающие на стройку городка ученые, это переименование Волчьего лога в Золотую долину. Такая операция призвана исключить это пространство из сложившихся до Академгородка местных координат – теперь данное место принадлежит ученым. Абстрактность черт атмосферы помещает Академгородок в лоно нарративов о великих стройках социализма с присущей им героизацией труда и мужества первопроходцев.
Помимо рассмотрения историй об Академгородке в более широком культурном контексте советского общества, при анализе мемуарных нарративов стоит обратить внимание и на присущие этим текстам внутренние разрывы и неявные противоречия, а также умолчания. В частности, О.Н. Марчук в своих воспоминаниях «проговаривается» о том, что поначалу в Сибирском отделении не планировалось наличие специалистов-гуманитариев. Получается, что Академгородок как город науки подразумевал только науки естественные. Это сильно бьет по мифу о едином научном сообществе городка. Другое напряжение лежит в гендерной плоскости. Женщины-ученые значительно реже сохраняют свой голос в истории Академгородка, его нарратив выстраивается вокруг мужчин-ученых, а женщинам в нем зачастую отводится лишь роль их жен. Здесь вполне релевантно поставить вопрос о советском гендерном порядке в науке и как это согласуется с советской идеологией, провозглашавшей эмансипацию женщин.
Исключению подвергаются не только отдельные группы внутри научного сообщества, но множество людей вовне. Рядом с учеными в первые годы строительства городка жило несколько тысяч строителей, но, похоже, что эти люди находились в непересекающихся плоскостях. Строители интересуют мемуаристов только в том случае, если могут стать потенциальными студентами университета и в будущем такими же учеными, то есть изменят свою профессиональную принадлежность. При этом если обратиться к официальным отчетным публикациям об Академгородке, то в них подчеркивается и просветительский характер стройки Академгородка – ученые читают строителям лекции, ведут с ними занятия. Однако в мемуаристике эти сюжеты скрадываются, если только речь не идет о каком-то подвижничестве отцов-основателей городка.
