Пути и перепутья - [151]
Зойка схватила пустое ведро и скрылась в доме, а я все стоял, пораженный не смыслом сказанного, а тоном, страстностью Зойкиного отвержения того, что и для меня вдруг предстало только пустой игрой воображения.
— Зойка! — выпалил я, когда она снова появилась. — Насчет пикника и прочего ты преувеличила. А газета, чувствую, всерьез. Ты познакомь меня с этим парнем, мы, может быть, разберемся… Я постараюсь!..
Она не ответила. Видно, догадывалась, что в редакции я еще нуль. Кроме Оборотова, все меня избегали. Наверно, ждали, когда раскроюсь, проявлю себя журналистом. А я уже сомневался в своих способностях к журналистике. Мир снова казался туманным. Но все же, полночи промаясь без сна, я надумал непременно отпроситься у Оборотова на заречную стройку и, собираясь утром в редакцию, воображал, как вместе с Зойкой читаю первую свою статью.
На том грезы кончились. В редакции за моим столом восседал сам Оборотов. Не ответив на приветствие, он увлек меня в свой кабинет.
— Наконец-то! — сказал, занимая редакторское кресло и достав из стола объемистую рукопись. — Думал курьершу за тобой посылать!
— Что случилось?
— Садись! Задание есть! Такое, старик, задание, что и матерому честь! — Глаза редактора за тонкими стеклами очков стали колючими. — Значит, Хаперского ты знаешь хорошо?
— Этого я не говорил.
— Помню, помню! «Доверять — проверять!» — И Оборотов протянул мне рукопись. — Вот и проверь! Эта статья пойдет в номер!
— В номер?!
Я взял статью и встал как солдат, уже давно ожидавший желанной команды. Оборотова покачнуло за столом от приступа наигранного смеха.
— Куда же ты? — воскликнул он, притворно вытирая глаза. — То, о чем там написано, не за день, а и за месяц не проверить!.. Садись! Поговорим тет-а-тет… Есть шанс вывести нашу досточтимую газетку в люди. Понимаешь? Ее здесь затыркали. Перестали с ней считаться. А Синицын, секретарь горкома, меня так и величает: «Орган артелей и парикмахерских»… Пора газете зубы вставлять. Тогда и сами похорошеем… Не думай, не о своей карьере пекусь. Но хочется верстать полосы не только для завертки хлеба и селедки.
Оборотов говорил от души, обычно бесстрастное лицо его, безупречно овальной формы, порозовело.
— Понятно! — поддакнул я, увлекаясь и сам.
— Так вот слушай! — Оборотов грудью налег на стол. — Но запомни: для других нашего разговора как не было. Все вроде бы идет от тебя. Дело серьезное, и с нас могут снять штаны, чтобы выпороть, говорю без утаек. Мне вылетать из газеты пока ни к чему. А ты начинающий, какой с тебя спрос? Ну, допустим, уволят. Но ты еще и не в штате, газетчик для тебя пока не профессия, простишься с нами — ну и что ж? А я — видал? — лысину над гранками отшлифовал… Так вот, уговор: статью ты принес сам, без задания. Отвечать за нее все равно мне, но будет буфер: передоверился новичку. А обойдется гладко — сразу сделаешь себе имя. И в газете и в городе…
— Вы так говорите, будто речь идет об афере, — насторожился я.
— Упаси бог! — Оборотов всплеснул руками. — Святое, чистое дело!
— Тогда чего же опасаться?
— Чего? Многого! Но, главное, не погубить дело. Здесь как привыкли? — он кивнул в сторону редакционных комнат. — Завод критикой обходить. Так, если по мелочишке… А чтобы о непорядках на трижды орденоносном всерьез — ни-ни! Как же — завод традиций! Его еще и Владимир Ильич в «Развитии капитализма…» упоминал. Директор — и генерал, и депутат, и лауреат, и Герой Труда, и член всех бюро! Тряхнет регалиями — звон на всю округу! А в статье прицел прямо в директора.
— В Прохорова?!
— Уразумел? То-то! Да поручи я такое нашим старичкам — в штаны наделают: у них же семьи, а, кроме газеты, за спиной ничего. Или начнут увязывать, согласовывать полгода. А материал нужен сегодня.
— Сегодня?!
— Я же сказал — только сегодня! Иначе выстрел холостой — уж такой пасьянс!.. Ясно? Идешь на завод? Хаперский все тебе объяснит, все карты выложит.
— Хаперский?!
— Успокойся! Статью мы с ним писали вместе. И, поверь моему нюху, все в ней доказательно. Но мне пока лучше быть в стороне. Отсюда два варианта — статью подпишет или Хаперский, или ты.
— Он, конечно!
— Ваше дело! Мне все равно, за кого получать выговор. Но передай Хаперскому, что дольше десяти вечера не жду. Наборщики заворчат. Ну, решился?
— Вы ж говорите — надо.
— Позарез! Но не приказываю, запомни. Как не приказывали вашему брату идти на таран. Все — от тебя! Понял?..
— З-звоните… Х-Хаперскому…
Я покинул редакцию со смутным чувством. Оборотов тронул меня откровенностью, своим сложным, как представилось, положением, неказенностью. И пока я думал о редакторе, все вроде было верно, но только вспоминал о Хаперском, ориентиры шатались. «Зачем такая спешка? Чего добивается? Без личного расчета он шагу не ступит. Но какой расчет? Не на место же директора метит? Это смешно. Или я к Аркадию несправедлив? Ведь подписался он под письмом Сталину…» Ноги сами понесли меня к Олегу, в комсомольский комитет.
Помещался комитет на первом этаже огромного здания заводоуправления — его по старинке еще называли «главной конторой», — в одном крыле с парткомом и парткабинетом. В просторной комнате с пишущей машинкой на столе какая-то девушка копалась в длинных ящичках с учетными комсомольскими карточками.
Александр Иванович Тарасов (1900–1941) заявил себя как писатель в 30-е годы. Уроженец вологодской деревни, он до конца своих дней не порывал связей с земляками, и это дало ему обильный материал для его повестей и рассказов. В своих произведениях А. И. Тарасов отразил трудный и своеобразный период в жизни северной деревни — от кануна коллективизации до войны. В настоящем сборнике публикуются повести и рассказы «Будни», «Отец», «Крупный зверь», «Охотник Аверьян» и другие.
За книгу «Федина история» (издательство «Молодая гвардия», 1980 г., серия «Молодые голоса») Владимиру Карпову была присуждена третья премия Всесоюзного литературного конкурса имени М. Горького на лучшую первую книгу молодого автора. В новом сборнике челябинский прозаик продолжает тему нравственного становления личности, в особенности молодого человека, в сложнейшем переплетении социальных и психологических коллизий.
С одной стороны, нельзя спроектировать эту горно-обогатительную фабрику, не изучив свойств залегающих здесь руд. С другой стороны, построить ее надо как можно быстрее. Быть может, махнуть рукой на тщательные исследования? И почему бы не сменить руководителя лаборатории, который не согласен это сделать, на другого, более сговорчивого?
Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...
В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».