Пути и перепутья - [150]
И Светка все-таки набралась духу прочитать конец записи:
— «Садилось солнце. На стену через окно легла тень от верхушки березы. В палате нас было десять, все неходячие, тяжелораненые, и даже нетранспортабельные… Я не мог повернуть головы и видел только чью-то высоко поднятую забинтованную ногу на одной койке и лицо молодого парня — он лежал боком ко мне — на другой. Когда мы встречались взглядами, парень подмигивал. Ему, по-моему, отняли руку и ногу. Нам хотелось поговорить, но сил не было. Тогда я стал смотреть на побеленную стенку. Верхушка березы отпечаталась на ней очень отчетливо и напоминала султан. Она вся трепетала… И вдруг за окном совсем близко ухнул взрыв… Потом — второй, послышалась перестрелка. Раненые насторожились. Вошла сестра: «Это так… Не обращайте внимания». Вскоре стрельба стихла. Но было тревожно, казалось, что нечем дышать. И тут… тут… словно ветер принес: под окном — резкая немецкая речь… Я закрыл глаза, думал — брежу… Потом взглянул на соседа — он тоже косится на окно…»
— И вот… — Света крепко потерла лоб. — Володя как закричит — и к окну! Я еле успела схватить его, перелетела через кровать. Тут и Петр Кузьмич прибежал… а я в обморок грохнулась…
— У Володи возвращение пережитого, — повторил Петр Кузьмич. — В палату, думаю, ворвались немцы, и он или выбросился со второго этажа каким-то чудом… Ходить-то не мог… Или… Однажды он бредил о немецком десанте… В общем, врач выписал кучу успокоительных, порекомендовал покой… Он уснул.
Олег нервно ходил по комнате. Надя попросила:
— Посиди спокойно.
Он послушно присел. Из Володиной комнаты донеслось:
— Света-а-а…
— Мы пойдем к нему, Петр Кузьмич! — загорелся Олег.
Первой в комнату вбежала Надя, сдернула с окна одеяло, наклонилась к Володе:
— Как ты? Тебе что-нибудь дать?
Но Володька лишь скосил на Надю глаза и, будто не узнав, отвернулся.
— Света… — тихо позвал он. — Потом добавил голоса: — Света! — Кровать дрогнула от его резкого движения. — Све-е-та!!!
Светлана мигом возникла возле него, опустилась на колени. Его сухие губы сломались в улыбке. Он выпростал руку, коснулся ее светлых легких волос. Мы вслед за Надей вышли на цыпочках. Надя заторопила нас:
— Пойдемте, пойдемте… Петру Кузьмичу тоже нужен отдых. Он в случае чего за мной пошлет. Я ведь рядышком живу…
Во дворе гоняли ребятишки, орали истошно.
— Наверно, опять дом на дом, в «красные» — «белые», — устало заметила Надя.
Она прищурилась и вдруг протянула мне руку:
— Спасибо тебе, Вася! Ты настоящий друг!.. Жаль, о себе ничего не рассказал…
К Олегу подошла близко, почти вплотную, но руку спрятала за спину:
— Больше не тревожься за меня, Олег! — сказала, пытаясь поймать его взгляд. — Я тоже выкарабкаюсь и поборюсь, как Володька… Как Володька… А ты… — Голос ее дрогнул. — У тебя ж теперь вон какой выбор — целый завод девчонок!.. А я?.. Считай, что я слишком простая! Да-да! Простого и хочу! Как все!.. И кучу детей! Да-да!.. Прощай!..
Белые туфельки застучали по асфальту. Еще донеслось: «А комсорга другого в цех подбирай!» И Надя исчезла.
Олег глубоко вздохнул, потерянно оглянулся. Сказал:
— С характером стала… Значит, не пропадет. А счастье каждому свое… Это точно. И гадать тут больше нечего… А с чего это, Васька, мне вдруг поскулить захотелось?.. Знаешь, вот так — по-щенячьи…
Лицо его и впрямь исказила гримаса. Но тут его кто-то окликнул — рядом шли парни, видно, с завода.
— Олег! Привет! Слушай, зачем завтра комитетчиков собирают в механическом цехе?.. Или мне не так передали?..
Олег оторвался от меня, шагнул к пареньку.
— Обожди, потолкуем!
Ко мне спустя минуту он возвратился уже с усмешкой:
— Нет, брат, тут не поскулишь! Завтра бой даем в механическом цехе!
2
В редакцию являлись кто когда. Кто еще вечером обговаривал маршрут для сбора новостей в номер, кто отсыпался после ночного дежурства. Оборотов с утра обходил городские власти и появлялся к полудню. На меня это действовало разлагающе, и в редакцию я собирался нехотя. Вяло одевался, завтракал, брюзжал на все вокруг и на самого себя.
Наверно, меня утомил и непомерно длинный вчерашний день. Он не закончился посещением Володи.
В палисаднике нас поджидала Зойка. Вернее, она там устроила маленькую постирушку, поставив на двух табуретках оцинкованное корытце. Олег прошагал в дом, только и сказав сестре:
— Не очень-то увлекайся, тебе рано вставать…
Но я мимо Зойки пройти просто так не умел. К тому же она и сама, коротко кивнув брату, будто связала меня долгим пристальным взглядом. И я подошел к ней.
— Воды не принести?
— Хватит.
Зойка бойко зашуровала в мыльной пене, словно отмывала не тряпки, а собственное настроение. Это меня озадачило, и я сказал наобум:
— А мы с Надей почти полдня пробыли!
— Да-а?! — Откинув волосы, Зойка задержала у лба мокрую руку; будто от солнышка, просветлела в ее глазах легкая зеленца и тут же погасла, как и у Олега, когда он замыкался в себе. — И что ж? — Она вновь принялась шуровать в тазу. — Все проверяешь, способен ли Олег на чувства? На подобные твоим, конечно, нет! Один пикник у реки — и кульбит на сто восемьдесят… «Мне не нужно славы, карьеры…» Брехня! Сам, как на стенку, в газету полез… Мне все равно, что вы там с этой Чечулиной придумали, да газету жалко… Вот мне один знакомый рассказывал, у них на стройке тянут с закладкой жилья, сразу за заводские площадки взялись, а как строители за рекой перезимуют, дело вроде бы десятое… Куда ж ему толкнуться за помощью? К тебе, что ли? Да ты с собой еще не знаешь что делать, а приткнулся в газету, боевое место занял. А зачем, самому непонятно. Разве не так? Мать не зря за тебя опасается. К кому ты прилип? Я Ирку знаю, еще по Сибири. Вся в мать, а ты сам говорил — Олимпиаду не терпишь!
С одной стороны, нельзя спроектировать эту горно-обогатительную фабрику, не изучив свойств залегающих здесь руд. С другой стороны, построить ее надо как можно быстрее. Быть может, махнуть рукой на тщательные исследования? И почему бы не сменить руководителя лаборатории, который не согласен это сделать, на другого, более сговорчивого?
Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...
Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.
В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…
В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».