Пути и перепутья - [143]

Олег откинулся на спинку стула, дробно побарабанил по столешнице пальцами и усмехнулся:

— Думаешь, я такой умный?.. Нет, есть и поумнее. Меня ведь кто на это дело мобилизовал? Тимоша с Прохоровым!.. Пришел я в горком партии с бумагами Щербатого, стал таблички на кабинетах разглядывать — к кому бы обратиться? И вдруг вижу: «Секретарь горкома… Синицын»! Ну, думаю, с тобой-то я без церемоний! А в оборот, получилось, попал сам! Стали разговаривать, я возмущаюсь, как Ковригин молодежь затирает, а Тимоша только посмеивается. «Чего ты? — возмущаюсь. — Или не понимаешь?» — «Еще как! — смеется. — И радуюсь, что на ловца нужный зверь прибежал!» Гляжу — за телефон: «Директору завода позвоню». Слышу — с самим Прохоровым разговор: «К тебе подъехать можно? С кандидатом на комсомол. Ты просил найти позубастее. Лучшего не сыскать… Нет, его ты едва ли знаешь, а с матерью и отцом хорошо знаком. Ивана Пролеткина помнишь?» И все! «Едем, — мне говорит, — к Прохорову, ждет». — «Зачем?!» У меня глаза на лоб, а Тимоша смеется: «Это тебе Прохоров лучше меня объяснит!» — «Но у меня сессия на носу, учиться уеду!» А Тимоша нахмурился: «Не вздумай отказываться. Не срами отца». И опять засмеялся: «Революцию-то кому продолжать?» Чем тут крыть?.. Ну а Прохоров со мной разговаривал так, будто я уже у них в комитете работаю… «Ты, — говорит, — только не копируй плохих производственников; за план, за работу цехов у нас есть кому и без тебя отвечать. А с тебя спросим за состояние духа молодежи, чтоб он боевым был… На три четверти сейчас коллектив из нее, а комсомола на заводе не слыхать. У нас до него руки еще не доходят. Завод пока работает так: первая декада — спячка, вторая — раскачка, третья — штурм. Подводит литейное производство: и чугун и сталь наполовину идут в брак. И с руководящими кадрами никак не разберемся. Кто только тут за войну на командных постах не прописался?! На ремонте танков, хоть «на ура!», но тянули. А новым требованиям не соответствуют… Так что скорой помощи от нас не жди, сам смелей разворачивайся…»

Олег снова откинулся на стуле, потянулся, потом закончил:

— Силен генерал! Целый час говорил — интересно! Там и парторг ЦК сидел, тоже, видать, мужик толковый. Но он нездешний, недавно откуда-то присланный, сам только осваивается, он больше помалкивал и кивал. Я попробовал генералу о Петькиных делах рассказать, а он нахмурился: «Мы разве жалобщиком тебя выдвигаем? Твой комсомол зажимают, ты и борись, да посмелей, чтоб и другие посмелее стали. Будет не под силу, поможем!» Я только и сумел выпросить, чтобы, пока соберут для выборов нового комитета конференцию, по цехам мне походить, оглядеться. А конференция плохонькая была, еле кворум собрали… Вот такие-то дела, брат…

И Олег, хлопнув себя руками по коленям, резко встал:

— Ладно, Васька! Рад, что снова повстречались. Хорошо, что ты рядом, что жив. Сейчас выговорились, и точка, будто в церкви помолились. А то и не знал, как таким взбаламученным к Володьке явиться… Сходишь со мной? Одному все-таки страшновато.

— Конечно, пойдем.

До шоссе мы с Олегом шагали молча и быстро, как перед сложным боевым заданием, когда все предстоящее прикидывают не один раз, а на тротуаре вдоль желтой насыпи для трамвайных путей Олег сбавил шаг, разглядывая перекопанную улицу.

— Бульдозер бы… Да все за рекой, на стройке.

Там, где насыпь обрывалась, стайка крикливых ребят рубила лопатами лопухи. Олег пояснил:

— Школьники вкалывают… Нынче их день. Потом — домохозяек. Каждый горожанин отработает «на трамвае» по тридцать часов… Ты небось и лопатки земли сюда еще не бросил? Мобилизуем! Только скучно работают. Музыку надо сюда. Я с Дворцом культуры уже разговаривал. Организуем машину с громкоговорителями, хотя бы пластинки хорошие крутить. Коллективный труд — это ведь праздник!

И у стадиона, куда, урча, завернула пятитонка с ручками лопат, торчащими над горой глины, Олег приостановился.

— Экскаваторчик бы, самосвалы! Да где их взять? Хорошо, бортовые машины дают. Знаешь, мы вокруг футбольного поля высокие трибуны возведем, как в Москве, на стадионе «Динамо». Только там из бетона, а у нас пока насыпные. Горы земли сюда придется перебросить.

А когда мы вышли в поле, между нашей, заводской, и древней частями города, Олег и вовсе широко раскинул руки:

— Тут осенью будем парк закладывать — в честь Победы. Огромный и сразу с многолетними деревьями. Так что мы с тобой в нем еще погуляем…

Вот так бы идти с Олегом, не спеша разглядывать город и жизнь, — с ним все выглядело ярче, по-особому. Да уже показалось старое кладбище, а через дорогу от него — две пятиэтажки. Сараюшки в пролете между ними в войну растащили на дрова, и там теперь был молоденький сквер с грибками и песочницами.

— Благоустроили, — заметил Олег и, мельком взглянув на Надин дом, заторопился к Володькиному.

Дверь нам, к моему изумлению, открыла сибирячка Светлана Зыбина. Серые глаза ее отдавали голубизной, а ковыльно легкие волосы, казалось, колышутся от легкого ветерка. Но улыбка сползла с ее нежного лица, широко открытые глаза округлились до предела, когда она перевела взгляд с меня на Олега.