Пути и перепутья - [129]

— М-да… Скверно…

— Что скверно? — Ира удивилась. — Быть кандидатом наук? — И рассмеялась. — Ой, миленький Вася! Совсем я тебе голову заморочила. А не за тем позвала. Захотелось прикоснуться к чему-то тогдашнему, светлому, душой отдохнуть. Ну ладно, рыцарь! Разговоры в сторону. Увезешь меня или нет? А? На лодке так на лодке! Только не утопи, гондольер!

— А плавать умеешь?

— Ты что? — удивилась Ира. — Я воды боюсь.

— Ладно! — Мне стало нечем дышать, захотелось на воздух. — Только захвати документ, чтобы лодку выдали. Мои в кителе остались.

— Я и еще кое-что захвачу! — Ира примерила перед зеркалом легкую газовую косынку. — Возьми в прихожей рюкзак. А я скоро.

Она вернулась с подкрашенными губами, в красивых модных туфельках. Я уставился на нее.

— Что, на каблуках нельзя? А! Наплевать!

Она крепко подхватила меня под руку, на лестнице осведомилась:

— Не боишься, если так по городу пройдем? В конце концов, мы одноклассники!.. А здорово это, что есть с кем душу отвести! Предупреждаю: я нынче буду делать сплошные глупости. В последний раз. Потом меня скрутят… Да! Расческу забыла… У тебя есть? Тогда вперед!..

На улице на нас оглядывались. Ира же цепко держала меня под руку и только щурила светлые глаза. Иногда ее пальцы вздрагивали, и я поворачивался к ней, ожидая слов. Но Ира молчала, а с мягких ее губ не сходила улыбка. Однажды я не выдержал:

— Ты что?

Она посмотрела на меня ликующим взглядом.

— Ничего. Мне просто хорошо.

И я подумал, что там, у себя, Ира нагородила чепухи от страха перед матерью. Ничего нет в Ире отравленного. Все-то она сочинила. Вот идет против солнца, легкая, ясная, и сама не ведает своего счастья. А вдруг это мне суждено его открыть? Не вправе разве взять ее под опеку? Весело стучавшая каблучками о мостовую бок о бок со мной, она показалась мне спутницей, дарованной судьбой.

Я сам взял Иру под руку, взглянул на глубоко открытую грудь.

— Сгоришь дотла! Прикрыться нечем? На воде солнце свирепое.

— Глупости! — Ира высвободилась, прибавила шагу. — Я ж тебе сказала, что весь день буду делать глупости.

Она набросила на грудь прозрачную косынку. Светлая узкая юбка, мельча шаг, подчеркивала легкость и силу ног, туго обтянутых золотистым шелком. Тонкая талия перехвачена черным ремешком, и плечи кажутся широкими, пышными.

«Врет она все про себя. Врет», — твердо решил я. А Ира жадно втянула воздух и легонько задела меня бедром.

— Ты ведь не куришь?

— Нет.

— Купи тогда сигарет для меня. Пожалуйста.

— Ладно!

После вчерашнего разговора у Зойки я, кажется, становился добрее к людям. «Все они в чем-нибудь чудаки, такие же, как и я. Надо быть проще, терпимее».

На лодочной станции было пусто. В будке с веслами и спасательными кругами дежурный, проворный инвалид моих лет, кинулся стаскивать с меня рюкзак:

— Что желаете? — Он обращался ко мне, но косился на поджидавшую в сторонке Иру. — Байдарочку? Шлюпку? Можно и с моторчиком. Есть и яхточка. Правда, личная, но прокатим с ветерком, ежели…

— Нам лодку. Обыкновенную. С веслами, — перебил я, подав ему Ирин паспорт.

— Сделаем. Сухонькую, легонькую. Вы с ночевкой? Могу уютненькую палаточку предложить…

— У вас же инструкция! — Я кивнул на стенку. — Прокат лодок до одиннадцати вечера.

— А-а! — Инвалид усмехнулся и заскакал по камням к причалу.

Лодку он нам дал, наверно, самую тяжелую, с непарными веслами. Но я не стал спорить. Мне показалось, что у Иры испортилось настроение. На утлые посудины с шершавыми, облезлыми боками она взирала неприязненно.

К помосту с лодками вели две узкие тесовые дощечки. Когда инвалид пробежал по ним, они прогнулись до самой воды.

— Придется разуться, — решил я.

— Да? — Ира взглянула на свои нарядные туфельки и попятилась.

Я скинул ботинки, забросил в лодку рюкзак, а она все стояла в той же позе, со страхом глядя на дощечки.

Я прыгнул на берег, крикнул Ире: «Держись!» — и поднял ее на руки. Дощечки под нами ушли в воду, но я успел перескочить на помост и опустить Иру в лодку.

— Ой! — Ира покачнулась, упала на сиденье и протянула мне руки. — Не хочу! Давай назад!..

Но я уже оттолкнулся, сел за весла. Бесил насмешливый взгляд дежурного. Отплыв на приличное расстояние, я заметил, что пальцы Иры, намертво вцепясь в борта, побелели, лицо исказилось некрасивой гримасой.

— Это главная твоя глупость: довериться мне, — пошутил я.

— Что ты хочешь сказать? — Ира вопросительно посмотрела на меня.

— Сесть со мной в такую посудину…

— Да… — Она осторожно отпустила борт, взбила пышные волосы. — Тебе бы так. Я ж впервые в лодке! — Проследив, как я орудую веслами, она натянуто засмеялась. — А здорово ты меня закинул! Как мешок с картошкой. Видишь, какая я? Обуза!

Я не хотел прежнего разговора, надеялся сам не спеша во всем разобраться.

Река блестела под солнцем. Высвеченный до последнего камешка, впереди углом громоздился наш излазанный с детства обрыв. Поймав себя на том, что ищу на нем тропку к «блюдечку», я отвернулся.

Мне надо было обрести себя, чтобы двинуться дальше, и даже превзойти. Я уже почти не работал веслами, только следил, чтобы лодку не сносило и не разворачивало. Перед дальней прогулкой по реке Олег всегда выгребал на середину. Там я пересаживался на весла, а он сбрасывал одежду, воздевал руки к небу. «Господу богу речному помолимся!» — И бултых в самую глубь!