Путевые впечатления. Юг Франции - [49]

Насколько я помню, в 1788 году, находясь в Аяччо, Бонапарт получил свидетельство на право занять должность младшего лейтенанта в Лаферском артиллерийском полку, стоявшем гарнизоном в Балансе. Он отправился туда и, чтобы облегчить семейные трудности, взял с собой своего брата Людовика, которого он обучал математике. Прибыв на место назначения, он снял в доме № 4 по Большой улице, расположенном напротив магазина книготорговца Марка Аврелия и принадлежавшем мадемуазель Бо, комнату для себя и мансарду для своего брата.

Бонапарт жил тогда очень уединенно, проводя большую часть дневного времени в магазине Марка Аврелия, принявшего молодого лейтенанта очень дружелюбно и предоставившего всю свою книжную лавку в его распоряжение. Вечерами Бонапарт встречался с двумя-тремя друзьями: г-ном Жосленом, отставным офицером, г-ном де Монта-ливе, ставшим позднее пэром Франции, и г-ном Тарди-вом, бывшим аббатом конгрегации святого Руфа.

В доме у г-на де Тардива Бонапарт познакомился с молодой девушкой и страстно влюбился в нее. Ее звали мадемуазель Грегуар дю Коломбье, и она была если и не из богатой, то весьма зажиточной семьи. Бонапарт уже тогда следовал тем твердым убеждениям, какие он сохранил на троне; вот почему, едва ощутив, что мадемуазель Грегуар одобряет его чувства, он решился на весьма смелый в его положении шаг и попросил ее руки.

К несчастью для Бонапарта, он имел соперника, более предпочтительного, с точки зрения если и не мадемуазель Грегуар, то ее семьи; этого соперника звали г-н де Бресьё. Родители мадемуазель Грегуар ничуть не колебались в выборе между дворянином, уже занимавшим высокое положение, и младшим лейтенантом, которому еще предстояло сделать карьеру. Бонапарт был отвергнут, и мадемуазель Грегуар стала г-жой де Бресьё.

Это было особенно тяжело для молодого Наполеона, ибо, если верить историческим анекдотам, какие всегда появляются там, где оставили след великие судьбы, он предчувствовал свое будущее. Однажды, прогуливаясь в обществе нескольких своих молодых товарищей, он подал три франка нищенке, и одетая в лохмотья пророчица пожелала ему корону Франции. Офицеры расхохотались, услышав чрезмерную благодарность, один Бонапарт остался серьезен, и, поскольку эта серьезность лишь усилила общее веселье, будущий властитель заметил: «Господа, я стою больше, чем какой-нибудь свинопас, а ведь Сикст Пятый стал папой».

В другой раз, когда Бонапарт занимался с пяти утра в своей маленькой комнате, к нему вошел полковой хирург г-н Пармантье, чтобы поговорить с его братом Людовиком. Бонапарт взял свою саблю и ножнами постучал в потолок. Несколько минут спустя явился полусонный Людовик. «Ах ты лентяй! — накинулся на него Наполеон. — Неужели тебе не стыдно просыпаться так поздно?» — «Вот ты меня бранишь, — возразил ему Людовик, — а ведь это я должен на тебя сердиться, потому что ты оторвал меня от совершенно восхитительного сна; мне снилось, что я был королем». — «Ты, королем?! — промолвил Бонапарт. — Ну тогда я был императором?»

Три года Бонапарт пробыл в Балансе и уехал оттуда, задолжав своему пирожнику г-ну Кориолю три франка и десять су.

Несмотря на изменения, произошедшие с его именем и его положением, Наполеон не забывал Баланс, хотя, став императором, ни разу больше туда не приезжал. Долги сердца и кошелька были оплачены им с лихвой, включая долг пирожнику Кориолю. Мадемуазель Грегуар, ставшая г-жой Бресьё, была приглашена чтицей к матери императора; ее муж получил титул барона и стал главным управляющим лесного ведомства, а ее брат был назначен префектом Турина; что же касается Марка Аврелия, то на этот счет существует памятная история другого рода.

Седьмого октября 1808 года, во время встречи в Эрфурте, когда Наполеон сидел за столом вместе с императором Александром, королевой Вестфальской, королем Баварским, королем Вюртембергским, королем Саксонским, великим князем Константином, князем-примасом и принцем Вильгельмом Прусским, разговор зашел о Золотой булле, которая вплоть до учреждения Рейнской конфедерации служила сводом законов и правил для выборов императоров; князь-примас, чувствовавший себя в этом вопросе очень уверенно, начал вдаваться в подробности этой буллы, которую он, между прочим, отнес к 1409 году.

— По-моему, вы ошибаетесь, господин князь, — прервал его Наполеон. — Если память мне не изменяет, эта булла была провозглашена в тысяча триста пятьдесят шестом году, в царствование императора Карла Четвертого.

— Ваше величество, вы правы! — воскликнул князь-примас, напрягая свою память. — Но каким образом вы так точно запомнили дату провозглашения буллы? Если бы речь шла о какой-нибудь битве, это удивило бы меня меньше.

— Хотите ли вы, чтобы я сказал вам в чем секрет этой памяти, которая вас удивляет, господин князь? — спросил Наполеон.

— Ваше величество доставит мне этим огромное удовольствие.

— Так вот, — продолжал император, — да будет вам известно, что, когда я был младшим лейтенантом артиллерии…

Это начало вызвало столь заметное изумление и любопытство знатных гостей, что Наполеон на минуту прервал свою речь, но, видя, что вскоре все смолкли и приготовились его слушать, с улыбкой продолжал: