Путевые впечатления. Юг Франции - [50]

— Итак, повторяю, когда я имел честь быть младшим лейтенантом артиллерии, я провел три года в гарнизоне Баланса; я не очень любил общество и жил весьма уединенно. По счастливой случайности, напротив моего дома жил просвещенный и очень любезный книготорговец, предоставивший в мое распоряжение весь свой магазин. За время моего пребывания в главном городе Дрома я прочитал и перечитал два-три раза все книги, какие у него были, и из того, что было прочитано мною в тот период, я ничего не забыл, даже дату Золотой буллы.

Как мы уже сказали, Наполеон ни разу в течение своего царствования не приезжал в Баланс, но проследовал через него после своего отрешения от власти, когда его везли на остров Эльбу комиссары четырех великих держав.

Еще одно памятное событие в истории Баланса, о котором мы уже упоминали, — смерть в этом городе 20 августа 1799 года папы Пия VI. Как и у Наполеона, у него был необычайный жизненный путь, один конец которого теряется в годах безвестности, другой — в годах неволи.

Анджело Браски родился в Чезене 27 декабря 1717 года; в восемнадцать лет он покинул свой родной город, чтобы попытать счастья в Риме, — доверчивый, каким свойственно быть в таком возрасте, красивый, напичканный знаниями и с пустым кошельком. Едва прибыв в Рим, он отправился с рекомендательным письмом к другу своего отца. Тот в избитых выражениях пообещал оказать ему содействие, как это говорят всем, а как только дверь за молодым человеком закрылась, больше о нем не вспоминал.

На следующий день кардинал Руффо и покровитель юного Анджело Браски прогуливались вместе на холме Пинчо; молодой человек пересек им дорогу и поздоровался с ними.

— Что это за юноша? — поинтересовался кардинал.

— Бедняк, — ответил покровитель, — который явился в Рим, рассчитывая на Провидение, и у которого в ожидании дня, когда оно о нем вспомнит, в настоящую минуту вряд ли найдется в кармане больше одного пиастра.

На следующий день — такая же прогулка, такая же встреча и такой же поклон.

— Черт возьми! — воскликнул Руффо. — Мне любопытно было бы узнать, насколько вы ошиблись в оценке состояния этого славного молодого человека.

— Не угодно ли вашему преосвященству самолично взглянуть на дно его кошелька? — засмеялся спутник кардинала.

— Да, подзовите его! — ответил кардинал Руффо.

— Браски! — подозвал своего подопечного покровитель.

Молодой человек приблизился.

— Браски! Монсеньер кардинал Руффо желает знать, сколько денег было у вас вчера, когда мы вас встретили, и сколько их осталось сегодня?

— Я бы отказался делать такое признание любому, кто не является священником, — отвечал Браски, — ибо оно весьма похоже на исповедь; но что касается вашего преосвященства, монсеньер, это совсем другое дело. Вчера у меня был один пиастр, сегодня осталось семь паоло.

— На сколько же еще дней вам хватит этих семи паоло? — поинтересовался Руффо.

— Дня на два, монсеньер, — весело ответил Браски, — а два дня — это целая вечность.

— Но в конце концов это время пройдет, и что тогда с вами будет?

— Не знаю, монсеньер; Бог позаботится об этом.

— И вы непоколебимо в это верите? — засмеялся Руффо.

— Всей душой, — ответил Браски.

— И вы уверены, что не умрете с голоду?

— Уверен.

— В вас столько веры, что я начинаю разделять вашу убежденность, — заметил Руффо. — Пойдемте со мной.

— Я к вашим услугам, монсеньер!

Спустя два часа Анджело Браски был водворен в Ватикане в качестве секретаря папы Бенедикта XIV, который через год назначил его аудитором, а вскоре — казначеем Апостольской палаты, на должность, неизбежно приводящую к кардинальскому сану. В самом деле, как только Реццонико умер, Браски получил шапку кардинала из рук Климента XIV; а когда в свой черед скончался этот папа, именно мальчишка-бедняк из Чезены, явившийся в Рим с одним пиастром в кармане, 15 февраля 1775 года под именем Пия VI наследовал ему как духовный владыка христианского мира.

Как мы видим, Пий VI вступил в понтификат во времена, чреватые бурями: все горизонты были затянуты черными тучами. Иезуитов, орден которых пытались реформировать и которые пожелали «быть такими, какими они были, или не быть вообще», упразднил Ганганелли; Америка обрела с помощью Франции независимость от Англии; император Иосиф II объявил себя главой философов; Неаполь готов был отказаться от изъявления безусловной верности Риму; вся земля содрогалась, и троны шатались.

В эти сумрачные часы затишья, предшествовавшие страшным бедствиям, Пий VI сумел многое сделать: он превратил Ватикан в великолепный Музей, посещаемый ныне представителями художественного мира всех народов; он расчистил гавань Анконы и руководил строительством освещающего ее маяка; он пристроил к собору святого Петра великолепную ризницу; он восстановил Квиринальский обелиск; наконец, он продолжил грандиозное начинание, оставленное Римской республикой в наследство императорам, а императорами — папам: осушение Понтийских болот. Благодаря этим громадным работам, Аппиева дорога, это чудо римского мастерства, была освобождена от завалов, под которыми она оказалась. Был прорыт канал, и стоячая вода была отведена по нему в озеро Фольяно. Двенадцать тысяч арпанов земли были возвращены для пастбищ и выращивания зерна. Посреди этой территории, отвоеванной человеческой волей у природы, уже должен был встать целый город, как вдруг разразилась Французская революция, повлекшая за собой гражданское устройство духовенства, что разрушало все звенья церковной иерархии. От священников потребовали присяги на верность этому устройству. Из ста тридцати восьми епископов только четверо подчинились этому требованию, а из шестидесяти четырех тысяч рядовых священников шестьдесят две тысячи пятьсот отказались это делать. Такое сопротивление должно было найти и, естественно, нашло поддержку в Риме, а папское послание стало той электрической цепью, по которой молния достигла Ватикан. 13 января 1793 года французский консул в Риме получил приказ поместить над своей дверью и дверью Академии эмблему свободы. Этот приказ, переданный ему майором Флоттом и комиссаром Юго де Басвилем, был им выполнен. Народ начал роптать. Юго и Флотт, с трехцветными кокардами на шляпах, сели в карету и поехали в ряду других экипажей по улице Корсо. При виде их ропот толпы перешел в гул; оба комиссара ответили ей презрительными словами. Волнение усилилось, раздались угрожающие выкрики, а в Риме за угрозами немедленно следуют действия. Карету комиссаров опрокинули. Флотту удалось скрыться; Басвиль попытался защищаться, но тут между ногами нападавших на него людей проскользнул цирюльник и бритвой распорол ему живот. Республика должна была отомстить за это убийство.