Путевые впечатления. Юг Франции - [46]

Мы уже рассказывали, как массалиоты призвали римлян в Галлию и как Гай Секстий основал город на берегах Коэна. Больше всего в той битве пострадал народ, на который Массалия не жаловалась. Меч Фабия обрушился на воконтиев, он разил им ни в чем не виновных, продавал с торгов жителей их городов и вынудил их царя Товтомоту-ла искать убежище у аллоброгов.

Среди царей, которых Товтомотул именовал своими братьями, был некий могущественный воин: Тит Ливий, Флор и Павел Орозий называли его Битуитом, Страбон — Биттосом, а Валерий Максим — Бетуллом; он был самым богатым из всех вождей Галлии; его народ был многочисленным и храбрым; на своих полях он собирал обильные жатвы, а в горах у него были золотые и серебряные копи. Он воспользовался моментом, когда новый консул Гн. Домиций прибыл в лагерь, и отправил к нему послов с просьбой восстановить Товтомотула в его владениях.

Посольство выглядело причудливым, но грандиозным и великолепным: под началом того, кто им руководил, находился отряд молодых всадников в пурпуре, золоте и кораллах. Ехавший рядом с главой посольства царский певец с ротой в руках воспевал величие Битуита, мужество арвернов и подвиги посла; позади него мчалась царская свора, состоящая из огромных псов родом из Белгики и Бретани, на каждом из которых был массивный золотой ошейник с россыпью драгоценных камней.

То был весьма неудачный способ добиться мира от Домиция — ослепить его блеском своих богатств. Вместо того чтобы вернуть владения Товтомотулу, как этого желал царь арвернов, Домиций потребовал выдать ему Товтомотула, угрожая, что в случае отказа он сам отправится на поиски беглеца и разыщет его, даже если тот укроется в горах своего союзника. Посольство тотчас же вернулось к Битуиту и передало ему эти слова, предвещавшие войну.

Впрочем, война была праздником для древних галлов, которые море забрасывали дротиками, скрещивали стрелы с молниями и, как мы уже говорили, не боялись ничего, кроме падения неба на их головы. Вершины гор Оверни осветились, как во времена, когда они были вулканами, и в ответ на этот призыв к войне все племена, подчиненные Битуиту, сыну Луерия, и все народы, связанные с ним союзом, взяли в руки оружие и поспешили к царю. Полгода ушло, чтобы привести в порядок эти толпы, и в течение полугода славный вождь устраивал пиры для сотен тысяч своих союзников; затем, в начале весны, через несколько дней после того как в римский лагерь прибыл Квинт Фабий Максим, Битуит во главе примерно двухсот тысяч воинов покинул местность, где в наши дни находится Клермон-в-Оверни.

Тем временем римляне, полагая, что они имеют дело лишь с аллоброгами, только что разгромленными ими под Авиньоном, преследовали их, поднимаясь по левому берегу Роны. Аллоброги, уходя от погони, переправились через Изер; римляне последовали за ними. Аллоброги двинулись в глубь своей страны; римляне шли следом, рассчитывая одновременно с ними достичь Вьенна, — в самом деле, им оставалось пройти всего лишь четырнадцать или пятнадцать льё. К вечеру Квинт Фабий и проконсул Домиций остановились у Тегны; их сорок тысяч воинов расположились лагерем возле города и разожгли костры. Ночь прошла спокойно, но утром следующего дня, при первых проблесках света, часовые подняли тревогу. В течение ночи двести тысяч человек спустились с гор Виваре, и передовой отряд этого огромного войска уже достиг противоположного берега Роны.

Римляне еще могли переправиться через Изер и укрыться в городе, основанном Секстием, но они уже прослыли в Галлии непобедимыми, и такое отступление опозорило бы их. Фабий предпочел рискнуть всем, чтобы сохранить славу знамен, увенчанных орлами; он отдал приказ войскам занять позицию на середине склона горы и, распорядившись перенести консульские палатки на ее вершину, спокойно наблюдал, как будет происходить переправа огромного войска врага. Битуит приказал соорудить свайный мост, и по нему за первый день пререправилось примерно сорок тысяч человек. Однако, рассудив, что потребуется пять дней, чтобы все войско оказалось на другом берегу, он отдал приказ в течение ночи скрепить цепями лодки и устроить на них настил; утром римляне увидели, что уже половина галльской армии заполнила равнину между ними и Изером. И тогда Домиций спросил Фабия, не пора ли атаковать противника, но тот ответил ему: «Пускай переправляются; всех, кого сможет держать на себе эта земля, она же и покроет». В одиннадцать часов утра римляне стояли напротив сташестидесятитысячного войска; еще сорок тысяч человек находились на другом берегу реки и спешно переправлялись через нее. Фабий понял, что момент настал: он велел протрубить начало сражения и поднять знамена, увенчанные орлами.

В ту же минуту ряды галльского войска расступились и появился Битуит, облаченный в великолепные доспехи и в яркую накидку, восседающий на серебряной колеснице, в окружении царской своры, состоящей из множества сопровождаемых псарями бойцовых собак, которым предстояло занять место на правом крыле войска. Битуит обвел взглядом четыре римских легиона, прижавшихся друг к другу и едва покрывающих собой подножие горы; увидев, сколь немногочисленно войско римлян, царь арвернов расхохотался и отдал приказ наступать на них. «Может быть, тебе лучше подождать, пока переправятся остальные твои воины?» — обратился к нему один из его военачальников. «Подождать? К чему?! — воскликнул Битуит. — Врагов едва хватит на обед моим псам!»