Путевые впечатления. В России. (Часть вторая) - [39]

Мы прошли около двух верст пешком в сопровождении старого театрального постановщика из Опера-Комик, г-на Жосса, сошедшего с поезда вместе с нами.

Господин Жосс напомнил мне, что когда-то он поставил в Опера-Комик мою комедию "Пикильо".

Удивительно было в восьмистах льё от Парижа оказаться среди знакомых, но в России такие чудеса случаются на каждом шагу.

Проделать эти две версты пешком, причем самым резвым шагом, заставило нас — Муане, Григоровича и меня — то, что мы испытывали зверский голод и, надеясь на хороший завтрак, намеревались постучать в дружескую дверь.

Я уже говорил, что это была за дверь: мы собирались постучаться к красивой и милой г-же Напталь-Арно, с таким талантом сыгравшей столько ролей в моих пьесах.

Я должен был обедать с этими моими добрыми друзьями в прошлую субботу, ровно неделю тому назад. Мне приготовили превосходную встречу. Было все, вплоть до фейерверка, состоявшего из двух солнц и трех римских свечей. Но человек предполагает, а Бог располагает. Накануне того дня, когда мне предстояло удовольствие оказаться у них, меня, к несчастью, увлекли в другое место.

Добравшись, наконец, до этой вожделенной двери, мы толкнули ее и, войдя без доклада, как это принято у настоящих друзей, застали г-жу Арно с грамматикой в руках, диктующей письменное упражнение двум своим дочерям. Третья, которую привезли в двухмесячном возрасте из Парижа в Санкт-Петербург и которая, лежа у материнской груди, в этом теплом и надежном укрытии, даже не заметила, что ей пришлось пережить зиму с тридцатиградусным морозом, спокойно спала теперь в своей колыбели.

Что же касается Арно, то он был на охоте, открывшейся как раз в этот день.

При виде нас мать и дети в один голос радостно закричали.

Но потом из уст хозяйки вырвался робкий вопрос, в тоне которого слышался определенный оттенок страха:

— А вы, случайно, не позавтракать пришли?

— Мало того, что мы пришли позавтракать, мы еще умираем от голода! — без всякого стеснения ответил я, не оставляя г-же Арно ни малейшей надежды.

Хозяйка позвала кухарку, и состоялся большой совет. Непростое это дело — устроить без подготовки завтрак для трех мужчин с могучим аппетитом, да еще в загородном доме, в тринадцати верстах от Санкт-Петербурга, откуда приходится везти все, вплоть до хлеба.

Наконец выяснилось, что в кладовой есть утка, тайком, до открытия охотничьего сезона убитая г-ном Арно, а также дюжина яиц.

Но г-жа Арно предчувствовала, что омлета и рагу из дичи будет недостаточно для трех пар челюстей, столь грозных, как наши. Она послала за помощью ко всем французам в колонии, и, после того как каждый, во имя родины, сделал свой вклад, у нас получился великолепный завтрак.

Во время завтрака обсуждалось, каким способом мы можем добраться до Ропши. В Кушелеве транспортные возможности не отличались разнообразием. В итоге нашли и запрягли то, что называется телегой; я не знаю, какого рода это средство передвижения — женского или мужского, но мне точно известно, что оно жесткое.

Телега ожидала нас у дверей.

Нам предстояло проделать шестьдесят верст (туда и обратно). Госпожа Арно снабдила нас тремя одеялами, которые должны были послужить нам защитой в случае, если бы огромная черная туча, надвигавшаяся на нас, вздумала разразиться дождем. Затем г-жа Арно дала нам дружеский совет затянуть потуже пояс, пустив в ход либо застежки на панталонах, либо ремень.

До завтрака подобный совет привел бы нас в ужас, но теперь, после завтрака, мы с Муане храбро спросили:

— А для чего надо затягивать пояс?

Госпожа Арно нам это объяснила.

Ее совет имел отношение к нашим желудкам, которым тряска на телеге могла причинить немалое беспокойство, ибо только желудки местных жителей способны выдержать подобный способ передвижения, не подвергаясь опасности.

В России изготавливают особые кушаки для путешественников, передвигающихся в телегах.

Объясним попутно, что же представляет собой телега. (Определенно, я остановился на том, что это средство передвижения — женского рода.)

Предназначена она, главным образом, для перевозки товаров.

Представьте себе небольшую низкую четырехколесную повозку в форме лодки, без всяких рессор, подвешенную прямо на оси и снабженную двумя досками, которые положены поперек и предназначены для сидения.

Впрягите в эту колымагу, вполне способную быть старинным пыточным орудием времен Ивана Грозного, трех низкорослых, крепких, коренастых курляндских лошадей, средняя из которых мчится рысью, а те, что по бокам, скачут во весь опор, не обращая внимания на крики седоков; теперь вообразите, что правит всем этим финский мужик, который не понимает никакого языка, даже русского, и, когда ему кричат "Стой!", думает, что ему кричат "Пошел!", — и у вас будет представление об этом смерче, вихре, ураганном ветре, громе, под именем телеги проносящемся мимо вас на пути из Кушелева в Ропшу, по дороге, усыпанной камнями, которые не сочли нужным убрать, и усеянной ямами, которые забыли засыпать.

Мы прибыли в Ропшу разбитые, сломленные усталостью, изнуренные; что же касается лошадей, то у них не взмок ни единый волосок.

К счастью, в то утро мы встретили на вокзале в Петергофе генерала графа Т***.