Путевые впечатления. Кавказ. Часть 1 - [36]

Представьте себе протянувшуюся у основания горной цепи огромную фигурную скобку, начинающуюся у под­ножия горы Кубань и оканчивающуюся: на востоке — в Кизляре, на западе — в Тамани.

На обеих ее половинах через каждые четыре льё стоят крепости.

Посредине, то есть у основания этой скобки, образо­ванной двумя реками, расположено Дарьяльское уще­лье.

По мере того как завоевание ширится, небольшие форты отделяются, так сказать, от крепостей и продви­гаются вперед; посты отделяются от фортов и тоже про­двигаются вперед; наконец, от постов отделяются часо­вые и в свою очередь продвигаются вперед, знаменуя достаточно неопределенную границу русского владыче­ства, которую каждую минуту накрывает кровавой вол­ной очередной набег горцев.

От Шемахи, где лезгины в 1721 году захватили триста купцов, до Кизляра, где Кази-мулла в 1831 году отрубил семь тысяч голов, на всем этом огромном поясе нет ни единой сажени, которая не была бы обагрена кровью.

Если там, где вы проезжаете и где вы рискуете в свою очередь погибнуть, пали татары, то на месте их гибели установлены плоские продолговатые камни, увенчанные чалмой и несущие на себе арабские письмена, которые содержат хвалу умершему и одновременно призывают к мести его семью.

Если же там пали христиане, то над ними ставят крест, служащий, напротив, символом прощения и забвения.

Но христианский крест и татарский могильный камень так часто встречаются по дороге, что от Кизляра до Дер­бента вы словно идете по обширному кладбищу.

Если же в каких-то местах их нет, как, например, от Хасав-Юрта до Чир-Юрта, это объясняется тем, что там чрезвычайно велика опасность и никто не осмеливается идти туда рыть могилы для убитых и ставить над ними камень или крест.

Мертвые тела оставляют там шакалам, орлам и стер­вятникам; человеческие кости белеют там посреди скеле­тов лошадей и верблюдов, и поскольку голова, эта отли­чительная примета мыслящей породы живых существ, унесена убийцей, то не сразу, а лишь после короткого осмотра, продлевать который всегда опасно, становится понятно, с чьими останками ты имеешь дело.

Нельзя сказать, чтобы горцы не захватывали пленни­ков: напротив, на этом они строят все свои финансовые расчеты, всю свою торговлю; кабардинские шашки, чер­кесские бурки, чеченские кинжалы и лезгинские сукна для них всего лишь второстепенные промыслы.

Они держат у себя пленников до тех пор, пока их семьи не заплатят выкуп; если же пленники теряют тер­пение и пытаются бежать, то у горцев есть почти верное средство предотвратить повторение подобных попыток: они рассекают бритвой ступни пленнику и каждую рану набивают рубленым конским волосом.

Если семья пленника отказывается платить выкуп или она недостаточно богата, чтобы удовлетворить требова­ния горцев, пленника отсылают на рынок Трапезунда и продают как невольника.

Вот почему в этой смертельной войне и та, и другая сторона показывает примеры удивительной доблести.

На всех почтовых станциях можно увидеть гравюру, изображающую подвиг, который в России пользуется такой же известностью, как во Франции — наша оборона Мазаграна.

Эта гравюра изображает полковника, который, укры­вшись вместе с сотней солдат за завалами из убитых лошадей, обороняется против полутора тысяч горцев.

Генерал Суслов, в ту пору подполковник, находился в станице Червленной. 24 мая 1846 года его известили, что полторы тысячи чеченцев спустились с гор и овладели деревней Акбулат-Юрт (в буквальном переводе — «деревня Стальных клинков»).

Командующий левым флангом генерал Фрейтаг был в крепости Грозной, построенной генералом Ермоловым.

Обычно, когда горцы действуют настолько значитель­ным числом, что небольшие казачьи посты не в состоя­нии оказать им сопротивление, генерала ставят в извест­ность о нападении и ждут его приказов.

Подполковник Суслов получил из Грозной приказ дви­нуться навстречу чеченцам; одновременно ему было обе­щано подкрепление из двух батальонов пехоты и двух пушек.

Когда этот приказ пришел, было собрано уже семьде­сят лошадей и казаки готовились выступить.

Подполковник отправился с этими семьюдесятью казаками. Но, когда после тридцати одной версты беше­ной скачки он подъехал к переправе у Амир-Аджи-Юрта, в его отряде остались лишь те тридцать казаков, у кото­рых были хорошие кони, а все другие отстали по пути.

На переправе оказалось семь донских казаков и сорок линейных. Эти сорок семь человек присоединились к тридцати прибывшим казакам и вместе с ними преодо­лели переправу.

Неприятель уже оставил деревню Акбулат-Юрт, уведя с собой пленных; он прошел в версте от переправы, и пять крупнокалиберных пушек обстреливали его через Терек.

Подполковник переправился на другой берег, распола­гая отрядом из девяноста четырех человек, среди кото­рых были семь офицеров, в том числе его адъютант Федюшкин и его товарищ по оружию майор Камков. Осуществить переправу его побудили главным образом услышанные им пушечные выстрелы, доносившиеся со стороны Куринского: он подумал, что их произвели обе­щанные ему два батальона пехоты и два артиллерийских орудия.

Хотя канонада вскоре прекратилась, подполковник Суслов бросился со своими девяноста четырьмя казаками преследовать полторы тысячи чеченцев.