Путевые впечатления. Кавказ. Часть 1 - [33]

От того далекого прошлого тут остались любопытные документы и знамена.

Что касается мужчин этой станицы, то почти все они фанатичные раскольники, сохранившие старорусские нравы.

Вернемся, тем не менее, к ее женщинам.

Женщины станицы Червленной составляют особый тип, унаследовавший качества одновременно русского и горского народов. Красота этих женщин принесла селе­нию, где они живут, славу кавказской Капуи; овал лица у них русский, но им присущ стройный стан жительниц высокогорья, как называют такие края в Шотландии. Когда казаки — их отцы, мужья, братья или возлюблен­ные — отправляются в поход, казачки вскакивают на стремя, которое всадник оставляет свободным, и, обхва­тив его за шею или за стан одной рукой и держа в другой руке бутылку местного вина, которое они наливают ему на всем скаку, в ходе неистовой джититовки удаляются на три-четыре версты от деревни.

По окончании похода они выбегают навстречу его участникам и подобным же образом возвращаются в ста­ницу

Такая легкость поведения жительниц Червленной составляет странный контраст со строгостью русских нравов и суровостью нравов восточных; некоторые из этих женщин внушили офицерам любовную страсть, завершившуюся супружеством, а другие подали повод для забавных историй, не лишенных своеобразия.

К примеру, поведение одной из жительниц Червлен­ной дало обожавшему ее мужу настолько веские основа­ния для ревности, что он, не имея более сил оставаться свидетелем счастья бесчисленных соперников, с отчая­ния бежал в горы и начал воевать против русских.

В одной из схваток его взяли в плен, опознали, судили, приговорили к смерти и расстреляли.

Мы были представлены его вдове, и она сама расска­зала нам свою плачевную историю, изложив подробно­сти, несколько лишавшие этот рассказ драматизма, кото­рый ему вполне можно было придать.

— Самое ужасное в этом деле, — говорила она нам, — что в ходе следствия он не постыдился упомянуть мое имя. Во всем остальном, — добавила она, — он вел себя молодцом. Я видела его казнь; бедняга сильно любил меня и хотел, чтобы я присутствовала на ней, а я не сочла возможным омрачить последние его минуты своим отказом. Умер он очень достойно, тут ничего не скажешь. Он попросил не завязывать ему глаза и получил как милость право самому командовать своим расстрелом; когда же он подал команду «пли!» и упал замертво, это, уж не знаю почему, произвело на меня такое сильное впечатление, что я тоже повалилась на землю. Но я-то поднялась, хотя, наверное, какое-то время была без сознания, ибо, придя в себя, увидела, что его уже почти целиком засыпали землей, так что из-под нее торчали лишь его ноги. Они были обуты в красные сафьяновые сапоги, совершенно новые; я была так взволнована, что забыла снять их с него, и они пропали.

Эти пропавшие сапоги вызывали у бедной вдовы даже не сожаление, а угрызения совести.

В ту минуту, когда мы прибыли в станицу, могло пока­заться, что она опустела. Все жители станицы перемести­лись на другую ее сторону, противоположную той, откуда мы въехали.

И в самом деле, в это время там происходило чрезвы­чайно важное событие, в определенной степени сходное с тем, о котором мы только что рассказали, хотя излагать этот рассказ стоило бы не раньше, а позднее того, какой вы сейчас прочитаете.

Событием этим стало не что иное, как смертная казнь.

Червленский казак, женатый и имевший двух детей, был за два года до этого взят в плен чеченцами. Он остался жив благодаря мольбам красавицы-горянки, про­явившей к нему участие. Обретя свободу под свое чест­ное слово и под поручительство брата горянки, он влю­бился в свою освободительницу, платившую ему, со своей стороны, полной взаимностью. Однажды казак к своему великому огорчению узнал, что вследствие переговоров, начавшихся между горцами и русскими, он вместе со своими товарищами будет обменен; эта новость, пере­полнившая радостью других пленников, ввергла его в отчаяние. Тем не менее он возвратился в станицу и явился в супружеский дом, но, преследуемый воспоми­наниями о прекрасной возлюбленной, оставленной им в горах, не смог снова привыкнуть к жизни на равнине.

В один прекрасный день он покинул Червленную, вер­нулся в горы, сделался мусульманином, женился на своей красавице-чеченке и вскоре прославился смелостью своих набегов и жестокостью разбоев.

Однажды он принял перед своими новыми товари­щами обязательство сдать им Червленную, стойкую в обороне станицу, которую, как Перонну, никто никогда еще не захватывал.

И потому, пообещав им открыть ворота станицы, он проник внутрь ее ограды.

Но как только он там оказался, ему стало любопытно узнать, что происходит в его собственной семье; напра­вившись к своему дому, он перепрыгнул через стену и оказался у себя во дворе.

Там он подобрался к окну спальни жены, приник к нему и увидел, что она стоит на коленях и молится Богу.

Это зрелище произвело на него настолько сильное впечатление, что он тоже пал на колени и принялся молиться.

Закончив молитву, он ощутил невыносимые угрызения совести и вошел в дом.

Жена, молившая Господа о возвращении мужа, закри­чала от радости и благодарности, заметив его, и кинулась ему в объятия.