Путевые впечатления. Кавказ. Часть 1 - [30]

Прямо на скаку он выстрелил.

Абрек в это мгновение поднял свою лошадь на дыбы, и пуля попала ей в плечо. Почти тотчас горец в свою очередь выстрелил и сшиб папаху со своего против­ника.

Оба закинули ружья за плечо. Казак выхватил шашку, а горец — кинжал.

Горец с удивительной ловкостью управлял лошадью, хотя она была ранена, и, несмотря на то, что кровь ручьем стекала по груди животного, оно ничуть не каза­лось ослабевшим, настолько умело седок поддерживал его коленями, уздой и голосом.

В то же самое время абрек разразился потоком брани, способной разъярить казака.

Противники сошлись в схватке.

Какое-то мгновение мне казалось, что казак насквозь пронзил горца своей шашкой. Я видел, как клинок свер­кнул за его спиной.

Однако он лишь проткнул его белую черкеску.

С этого момента мы не видели больше ничего, кроме двух сцепившихся в рукопашном бою людей. Через минуту один из них скатился с лошади.

Точнее говоря, с лошади скатилось лишь туловище человека: голова его осталась в руках противника.

Этим противником был горец. Он испустил победный клич, исполненный дикой и страшной силы, потряс от­рубленной головой, из которой капала кровь, и прице­пил этот трофей к ленчику своего седла.

Лошадь, лишившись всадника, бросилась бежать и, ведомая природным инстинктом, вернулась к нам, опи­сав полукруг.

Обезглавленный труп остался лежать на земле.

Вслед за победным кличем горца послышался новый вызов на бой.

Я обернулся к казаку, изъявлявшему желание занять место своего товарища. Он спокойно курил трубку.

Кивнув мне, он произнес:

— Иду.

А затем в свой черед издал клич в знак того, что он принимает вызов.

Горец, джигитовавший на коне, остановился, чтобы разглядеть своего нового противника.

— Ступай, — сказал я казаку, — я увеличиваю награду на десять рублей.

На этот раз казак лишь подмигнул мне в ответ, не выпуская изо рта трубку. Казалось, он запасался табач­ным дымом, вбирая его в себя, но не выдыхая обратно.

Затем он пустился вскачь и, прежде чем абрек успел перезарядить ружье, остановился шагах в сорока от него, прицелился и нажал на спусковой крючок.

Легкий дымок, окутавший лицо казака, заставил всех нас подумать, что в его ружье вспыхнул лишь затравоч­ный порох.

Абрек, полагая, что ружье противника разряжено, с пистолетом в руке бросился на казака и выстрелил в него с десяти шагов.

Казак, заставив коня отпрянуть в сторону, избежал пули, а затем мгновенно приложил к плечу ружье и, к великому удивлению всех нас, не видевших, чтобы он подсыпал в него новый затравочный порох, выстрелил.

По резкому движению горца было понятно, что пуля его задела.

Он выпустил узду и, чтобы не упасть, обеими руками обхватил шею лошади.

Лошадь, чувствуя, что ею больше не управляют, и испытывая ярость из-за собственной раны, понесла его через кустарник по направлению к Тереку.

Казак бросился вслед за ней.

Мы поскакали в том же направлении, что и он, как вдруг увидели, что горец начал мало-помалу терять рав­новесие и в конце концов свалился на землю.

Лошадь остановилась возле всадника.

Казак, не знавший, не было ли это хитрой уловкой со стороны противника и не притворяется ли он мертвым, сделал большой круг и лишь затем решил приблизиться к поверженному врагу.

Было видно, что он старается разглядеть лицо горца, но тот, либо случайно, либо с умыслом, упал лицом к земле.

Казак постепенно приближался к нему: горец не шеве­лился. Казак держал в руке пистолет, еще не послужи­вший ему в этой схватке, и был готов выстрелить.

В десяти шагах от чеченца он остановился, прицелился и спустил курок. Чеченец не пошевелился. Пуля была потрачена напрасно: казак выстрелил в труп.

Казак спрыгнул с лошади и сделал несколько шагов; затем, вытащив кинжал, он склонился над мертвым телом и мгновение спустя выпрямился: в руке у него была голова чеченца.

Весь конвой в один голос воскликнул:

-Ура!

Казак заработал тридцать рублей, а вдобавок спас честь полка и отомстил за товарища.

В одно мгновение горец был раздет догола. Набросив всю его одежду себе на руку, казак взял за узду раненую лошадь, которая и не пыталась бежать, положил на ее спину добычу, сел на своего коня и вернулся к нам.

У всех нас был к нему лишь один вопрос:

— Как могло твое ружье выстрелить, если затравочный порох в нем уже сгорел?

Казак засмеялся.

— Затравочный порох и не думал сгорать, — ответил он.

— Но мы же видели дым! — воскликнули его това­рищи.

— Вы видели дым из моей трубки, который я удержи­вал во рту, а не дым из моего ружья, — заявил казак.

— Вот твои тридцать рублей, — сказал я ему, — хотя, мне кажется, ты немного сплутовал.

X ИЗМЕННИК

Как здесь водится, убитого чеченца, совершенно обна­женного, оставили на растерзание плотоядным зверям и хищным птицам, а обезглавленный труп казака бережно подняли и положили поперек седла на лошадь горца, где у ленчика уже висела его голова; один из казаков взял лошадь под уздцы и повел ее в крепость, откуда конвой выехал всего лишь за час до этих событий.

Что же касается казачьей лошади, ногу которой раз­дробило предназначавшейся мне пулей, то она поднялась и на трех ногах доковыляла до нашего отряда.

Однако спасти лошадь было невозможно, и потому один из наших казаков отвел ее ко рву и ударом кинжала вскрыл ей шейную артерию. Кровь хлынула фонтаном.