Путешествие в Армению - [40]

Итак, в одной из внутренних церквей Наапет спел нам. Его низкий голос словно поднимался по желобку большой раковины, ширился, звуки струились по розовым изгибам и гасли в свете, проникавшем из центрального отверстия в потолке. Потом хорошо поставленный голос Наапета выводил новую руладу, медленно поднимавшуюся ввысь. Я слушал его и думал, что за двадцать лет знакомства, встречаясь в Москве, я и не предполагал, какие песни таятся в нем, какие древние печали предков отражаются в его мыслях. Нельзя по-настоящему узнать человека, не услышав, как он поет. Тем более без песен нельзя узнать страну, народ.

В тот день Наапет спел одну прекрасную песню, написанную, возможно, самим Маштоцем или Хоренаци, другую песню великого Комитаса[42], на слова поэта VII в., и третью — более позднюю.

До X в. армянская поэзия неотделима от религии и церкви. Она, как и музыка, очень похожа на византийскую поэзию; на медленные церковные мелодии евреев, сирийцев и других набожных народов Востока. Те же люди, которые дали народу письменность и духовную историю, взяли образцы у сирийцев, византийцев и приспособили их к своим потребностям. Они сочиняли стихи и музыку, придерживаясь церковных канонов, но и письменность и литература — все было их собственное — восточные музыка и поэзия в своей естественной атмосфере. Выдающиеся личности V в. Месроп Маштоц, Саак Партев, Иоан Мандакуни связали свои имена с церковной музыкой и поэзией, ее разновидностями кцорд и таракан. По их пути пошли Комитас (VII в.), Степанос Сюнеци (VIII в.), Григор Нарекаци (X в.), отделивший поэзию от церковного богослужения, и его последователи Ованес Имастасер, Нерсес Шнорали, Григор Тга, Нерсес Ламбронаци, поэты армянского Прованса[43]— Киликии.

До XIV в. традиция эта не прерывалась. Кроме того, по образцу церковных гимнов сочиняли религиозные стихи, выражавшие индивидуальное душевное состояние. Подлинное личное чувство находило способы выразить себя поэтически и в этих оковах; впрочем, то были вовсе не оковы. Каноны церковной поэзии и мелодии, еще не ставшие штампами, долгое время творчески воздействовали на истинное поэтическое чувство. Не случайно, помимо специальных наименований, поэтические и музыкальные пьесы назывались тагами, то есть песнями, как песни, которые пели в поле и дома. В ткань церковной песни вплетались и лирические картины, выразительные средства народной поэзии, древней и привлекавшей людей ученых, ведь она была проникнута национальным колоритом и стремлением к независимости.

Особое влияние на поэзию оказали древние эпические песни. Впервые их собрал Хоренаци в своей «Истории». Они прочно вошли в национальное сознание, как и все связанное с историей и культурой Армении. Как было сказано выше, сведения о прошлом армянские историки черпали из устного фольклора. В армянских песнях растворились древние легенды и исторические события. Обычно образ древнего царя в поэзии связан с историческими личностями, жившими в разное время, а иногда и легендарными. Первый эпический цикл отражает древнейшие исторические события; центральный образ его — Трдат I и эпоха, хронологически отмеченная знаменитой древней столицей Артаксатой, то есть доэллинистический и доримский период. Певца, который слагал и хранил в памяти песни, называли випасан, и позже весь цикл получил в литературе название «Випасанк». Следующий цикл — «Персидская война». В нем отражены события, происходившие до V в., — войны с персами и римлянами или византийцами. Но главное — столкновения армян, которых представляет царь Аршак, с персами во главе с Шапухом. Есть прекрасная песня, где рассказывается, как Шапух, заключив Аршака в крепость Ануш, приказал убить его главнокомандующего Васака Мамиконяна, содрать с него кожу и, сделав подобие чучела, поставить в келью к Аршаку. В древних повествованиях сохранились разные описания страшной крепости Ануш, об узниках которой под страхом смерти никто не имел права напоминать персидскому царю. А кто осмеливался это сделать, попадал в Башню забвения.

В песне рассказывается об исторических событиях, борьбе новых персидских царей, Сасанидов, с армянской династией Аршакидов — ветвью одноименной персидской династии. Сасаниды поставили своей целью покорить Армению.

Шапух приглашает Аршака в Ктесифону. Как и прежде, Аршак уверяет персидского царя, что он его друг, брат, раб и союзник. Но Шапух ему не верит. Он знает: стоит Аршаку оказаться в Армении, как он снова объявит Персии войну. Призвав магов, он спрашивает, что ему предпринять. Тридцать лет, говорит он, мы воюем с армянами и не можем с ними поладить. А теперь их царь у меня в руках. Что же с ним делать? Отпустить на родину или заключить в крепость? Маги-жрецы советуют не отпускать Аршака, а подвергнуть его испытанию: послать в Армению людей, чтобы привезли воз земли и бурдюк воды, землю рассыпать на полу так, чтобы она занимала половину шатра, а сверху полить водой из бурдюка. Так и делают. Потом Шапух приглашает Аршака, подзывает его к своему трону, то есть на персидскую землю, и спрашивает:

— Скажи, почему ты меня ненавидишь, перечишь мне, поступаешь по-своему? Я хотел выдать за тебя свою дочь, и ты бы стал моим сыном. Но ты предпочел стать моим врагом и воюешь со мной уже больше тридцати лет.