Путешествие в Армению - [21]

Другая легенда оригинальнее первой. Став императором, Маврикий отправляет гонца сообщить отцу новость и передать, что он, Маврикий, ждет отцовского благословения и советов. Отец все это выслушал, но, не дав ответа, продолжал работать. «А что он делал?» — спрашивает император. «Собирал в огороде овощи, чтобы продать их на базаре». — «А что он собирал?» — «Срезал ножом капусту у корня, кочан выбрасывал, а кочерыжку оставлял». Маврикий понял, что отец шлет ему наилучший в данный момент совет. Он отрубил головы всем своим хорошим военачальникам и оставил вокруг себя одни «кочерыжки».

Это легенды из древних хроник. А в книге, которую написал о своей родине современный армянский поэт Геворк Эмин, есть рассказ о надгробном камне Маврикия. Он находится во дворе сельского дома. На нем из поколения в поколение сушат крестьяне ромашку, душицу, чеснок, лук и рубят мясо. История напоминает легенду об Артавазде. И здесь, когда невольно стучат по могильной плите, то как бы снова заколачивают гроб злого человека и говорят ему: «Сиди, Морик, там, где ты есть. Сиди, не выходи!»

Кто знает, насколько соответствует исторической правде образ Морика, созданный народной фантазией. В нем воплощена тема предательства родины и в более широком понимании тема национального предательства. Маврикий как бы символизирует трагическую историю армянского народа, у которого многовековой и горький опыт. В одном из исторических романов я прочел следующее: Деревья прибегают и говорят Лесу, что их постигло большое несчастье, пришли злые люди и валят все Деревья подряд. «Не бойтесь, — говорит Лес. — Минует и эта беда, как многие другие». «Нет, — возражают Деревья, — на этот раз они пустили в ход топор». — «А что это такое?» — «Такая штука с железным лезвием». — «Железа не бойтесь». — «У топора есть рукоятка». — «Из чего ж рукоятка?» — «Из дерева». И всколыхнулся Лес до последнего Дерева: «Тогда мы погибли».

У нас с Наапетом возник спор. По его мнению, армянские историки и романисты сильно злоупотребляли этой темой, и он призывает своих читателей не доверять даже крупным авторам, когда они пишут об армянах, предавших родину. В своей замечательной книге об Армении, полной глубоких наблюдений и большого знания жизни, истории и психологии современного армянина, он пишет: «Не верь и Егише, хотя книга его похожа на молитву, плач и священный завет».

Мне кажется, он не прав. Чем древнее народ, тем более тяжелую ношу возлагает на его плечи история. И во всякой истории есть подобные эпизоды. Счет примерно такой: по легенде в Библии один предатель на двенадцать святых апостолов, в жизни, в битве при Фермопилах один — на триста смельчаков.

Образ Морика в народных поверьях отражает и сложные отношения армян на протяжении веков с их единоверцами, но частыми врагами — византийцами. Многие армяне взошли высоко, особенно военные, и, по словам Папарригопулоса, «составили в основном блестящую военную аристократию, благодаря которой государство это существовало и прекратило свое существование». С VII в. до первых крестовых походов не сосчитать всех больших и малых полководцев армянского происхождения в византийской армии и высших должностных лиц в административном правлении. Патриарх Фотий, как утверждает Наапет, тоже был армянином. О Фотии мы этого не знаем. Но Григорий, Нарсис, Варда в византийской администрации или армии — это, безусловно, армяне: Григор, Нерсес, Вардан. И, охотясь в горах Тавра и Антитавра, Нарсис убивает Варду, если тот не успел ослепить или как-нибудь иначе изничтожить Нарсиса. Мы знаем также, как византийские полководцы и императоры армянского происхождения относились к своему народу. Подчас их интерес выражался не в заботе о его судьбе, а в недоверии и осторожности.

В новой многотомной «Истории греческого народа» написано: «Македонская династия, которая, по последним данным, была армянского происхождения и опиралась, как правило, на способных военачальников того же происхождения, положила конец независимости наиболее значительных армянских царей: в течение одного века к Византийской империи были присоединены Таронит (968 г.), Тайк (1000 г.), Васпуракан (1021 г.), Ани (1045–1046 гг.) и Карс (1064 г.). Но еще раньше армянские поселенцы были переведены в Тефрик, Мелитену, Ликанд и Киликию».

Византийской империи самой дорого обошлись огромные беды, причиненные ею Армении. И образ Морика в народной поэзии символизирует отношение к этой стране византийцев, кровно с ней связанных. Обычно византийские императоры придерживались там примерно такой политики: стремились использовать далекую горную страну — которая к тому же была христианской — в качестве передовой заставы, защищающей их от персидской и прочих опасностей, грозящих с Востока. Лишь поэтому они неоднократно приходили на помощь армянам. Об одном из таких эпизодов пишет великий поэт новой Армении Ованес Туманян:

«В армянской истории есть прекрасное описание встречи персидских и византийских войск: на большом поле Дзиравар, «как бурное море, волнуется» вражеское войско персов и напротив, с крестом на стяге, выстроилось пришедшее на помощь Армении византийское войско — «гора алмазная». И пока могучие силы Востока и Запада решают судьбу армянского народа, высоко, на святых вершинах Нипата, Нерсес Великий, воздев руки к небу, молит бога благословить крестом его народ, сравнивая эту страну с алтарем, пропитанным кровью сражающихся».