Путешествие с трупом - [8]

Позвольте, я вам ее опишу.

Представьте себе обложку «Лайф», получившую на конкурсе приз за лучшую иллюстрацию!

Очевидно, она вернулась с занятий зимним спортом в горах, потому что загорела, как инструктор из Антиба. Среднего роста, великолепно сложена, грудь и задница затмят любую Венеру. Длинные, очень светлые волосы – волосы Вероники Лейк – окружают лицо Мадонны с зелеными глазами... На ней черный костюм и белая блузка, подчеркивающая загар лица...

– Моя дочь, – представляет Бункс. Мы, полковник и я, приветствуем ее. Мое горло пересохло от восхищения.

Бункс обращается к дочери:

– Кристия, это человек, обнаруживший тело Карла. Она сразу начинает испытывать к моей особе живейший интерес. Ее зеленые глаза тигрицы охватывают меня целиком.

– Правда? – шепчет она и добавляет: – Вы можете объяснить, что делали среди ночи в нашем поместье?

Мне представляется невозможным сказать ей, что я обнаружил ее братца благодаря желанию пописать. – Я коммивояжер, фрейлейн. Этой ночью я почувствовал, что засыпаю за рулем, и решил немного размять ноги. Я прошелся вдоль ограды вашего поместья... Было тепло и тихо... И тогда я ощутил – прошу прощения, фрейлейн, – отвратительный запах... Я был убежден, что это человеческое существо. Сначала я хотел поднять тревогу, но была ночь, и я боялся ошибиться. Тогда я позволил себе перелезть через забор, чтобы убедиться, что не ошибся, и увидел, что мой нюх меня не обманул. Что делать? Об этом поместье я ничего не знал... Поскольку здесь лежал труп, мне показалось не совсем разумным предупреждать его владельцев. Поэтому я известил власти...

Я замолкаю, восхищенный своей находкой. Честное слово, я был так убедителен, что почти что поверил сам, что все было именно так! Вот что значит сила искусства!

Она продолжает на меня смотреть.

– Странно, – говорит она, – что гуляющий почувствовал от дороги запах, о котором вы говорите, тогда как вчера днем трое моих друзей и я сама играли в теннис на корте, возле решетки которого лежало тело моего брата...

Новый гол в мои ворота... В следующий раз стану внимательно смотреть по сторонам, когда буду устраивать инсценировку... Этот теннисный корт, который я принял за дорогу, будет одним из самых неприятных воспоминаний в моей жизни.

Я пожимаю плечами с самым что ни на есть невинным видом.

– Это действительно очень странно, – соглашаюсь я. – Может быть, ветер дул в другую сторону?

Жалкое объяснение! Сам сознаю это лучше всех остальных.

Бункс разрезает беседу, как пудинг.

– Полиция это выяснит, – говорит он.

Это означает: собирайте манатки, вы меня достали... Полковник, в котором действительно ничего не было от полицейского, особенно его апломба, сгибается в новом поклоне.

– Поверьте, я очень сочувствую вашему горю, герр Бункс... Лично я сделаю все, чтобы виновный был изобличен и наказан.

Я кланяюсь в свою очередь.

– Очень сожалею, что стал вестником этой ужасной трагедии... Я оставил мой адрес властям на случай, если потребуется мое свидетельство...

Мы уходим. Я чувствую спиной взгляды Бункса и его дочери.

Выйдя из дома, я спрашиваю полковника, где находится тело жертвы.

– Но... у них... – отвечает он. – Знаю, мне следовало отправить труп в морг, но, принимая во внимание личность Бункса, я не смог навязать ему это новое испытание... Я вам уже говорил, что эта семья – известные франкофилы, поэтому к ним следует относиться бережно.

– Разумеется.

Я прощаюсь с офицером. Чувствую, он сгорает от любопытства. Он отдал бы свой Почетный легион, лишь бы узнать, за каким чертом я сюда приперся и что точно тут делал. Но я безжалостен: если он любит тайны, пусть читает детективы.

– До свидания, полковник.

Я расстаюсь с ним на деревенской площади и направляюсь в гостиницу. Теперь моя миссия завершена и я могу вернуться в Париж. Я даже должен это сделать, потому что имею предчувствие, что там для меня готовят крупное дело.

Прежде чем отправиться в путь, я решаю хорошенько подкрепиться. Повар отельчика знает свое дело, и его стряпня мне нравится.

Фрида ждет меня. Она розовеет от волнения, увидев своего «францюза». Она надолго сохранит обо мне приятные воспоминания, скажу вам без ложной скромности. Она накрывает на стол и суетится, обслуживая меня.

– Вы уезжать? – меланхолично спрашивает она.

– Да, моя красавица, я уезжать... Ласточки тоже улетают, но они возвращаются.

Это обещание ее не очень успокаивает. Ей явно слишком много рассказывали о французской забывчивости.

Я съедаю обед.

В тот момент, когда я оплачиваю счет, она наклоняет ко мне свою пышную грудь, едва не рвущую ткань блузки.

– Вы любить вишневая водка?

– Очень...

– Тогда я ходить ложить бутылька старый вишневый водка в ваш автомобиль.

Она грустно улыбается мне и шепчет:

– На память. Я растроган.

– Ты милая девочка... Хорошо, положи мне в тачку бутылек. Это даст мне повод вспомнить о тебе в дороге.

Я понимаю, что эта фраза далеко не комплимент, поскольку подразумевает, что я про нее забуду по приезде.

– И даже когда бутылка закончится, я тебя не забуду.

Зря волновался: утонченность чувств для Фриды не характерна. Рожденная в семье крестьянина, она не понимает искусных мадригалов.