Путешествие по стране Руставели - [44]

Морис смотрит на часы и говорит, что утреннюю прогулку пора заканчивать.

— Продукты нашего сельского хозяйства, — говорит он, — вам сейчас лучше попробовать в натуре, во время завтрака. Зураб Ахвледиани вас уже определенно ждет!

Спускаясь по мощеной извилистой дороге в город, мы продолжаем наш разговор о сельском хозяйстве, правда, уже о животноводстве.

— Самое оригинальное, что мы выращиваем, — говорит улыбаясь Морис, — это такие "звери", дюжину которых вы легко можете разместить в спичечном коробке. Тысячами их ежегодно отправляют в другие союзные республики и за границу. Это очень ценимые специалистами грузинские серые пчелы.

— А как обстоит дело, так сказать, с настоящим животноводством? — спрашиваю я.

— Поголовье крупного рогатого скота составляет у нас полтора миллиона, а поголовье овец — два миллиона, — с ходу отвечает Морис. Подобные цифры он держит в голове.

Когда мы, спустившись с горы, подходим к первым домам города, я высказываю предположение о том, что грузинские крестьяне раньше, видимо, были в первую очередь животноводами в силу того, что были обделены землей не только природой, но и помещиками.

Морис покачивает головой и не соглашается с этим.

— Свою полоску земли крестьянин обрабатывал даже в горах, даже на краю скалистого ущелья. Часто он владел виноградником, как минимум — фруктовым садом, выращивал табак. Но когда вы говорите, что наш крестьянин всегда держал свой скот, жил вместе с животными, которые были источником его жизни, то я с вами согласен. Привязанность сельских жителей Грузии к животным необычайно сильная. Об этом свидетельствуют, в частности, многие картины наших художников. Но зачем об этом говорить сейчас? Вы их еще увидите сами!

Сирота Нико

В продымленном подвале шашлычной шумно, но я с большим интересом слушаю историю, которую мне рассказывает Зураб.

Шумно завтракающие водители грузовиков, продавцы и рабочие, их оживленная беседа через столы и смех не мешают, а, кажется, наоборот, дополняют картины на стенах, на которые я, войдя, сразу же обращаю внимание.

Едва мы спускаемся по лестнице в подвал, с противоположной стены меня встречает картина пожилого, почтенного грузина в старинной одежде. Входящих гостей он приветствует наполненным вином рогом. С его бледным лицом резко контрастируют черные волосы и брови, черные усы. Его миндалевидные глаза смотрят на меня вопросительно, но спокойно.

На другой картине изображен охотник с ружьем. Голубизна неба и огненно-красная рубашка, сверкающая из-под черной накидки, создают подкупающее действие красок. Рядом рыбак в широкополой светло-желтой соломенной шляпе; он стоит в реке, между скалами, держа в одной руке ведро, а в другой — большую рыбу.

На других картинах изображены сцены из деревенской жизни: молотьба, сбор винограда; или животные: орел, поймавший зайца, оригинальный желтый лев, олень. Все изображено необычно, оригинально, как бы увидено глазами ребенка, но тем не менее не поверхностно.

Чем больше я рассматриваю картины и чем больше узнаю о жизни мальчика по имени Нико, который и является их творцом, тем больше мне раскрывается глубоко заложенный в них смысл.

Нико родился более ста лет назад, в 1862 году, в селе Мирзаани. Его отец был известным садоводом. Когда мальчику было восемь лет, он потерял отца и мать, и дети — у Нико было две сестры — по совету родственников нанялись в Тбилиси к "знатным людям". После того как через несколько лет сирот постигло новое несчастье: неожиданно заболела и умерла старшая сестра Мария, Нико и его младшая сестра возвратились в родное село, где мальчику доверили пасти овец. Впервые Нико попытался рисовать в 14 лет. От бродячих художников, расписывавших вывески, он усвоил основные навыки их ремесла. Но в селе ему помочь никто не мог. К тому же не на чем и нечем было рисовать.

Читать Нико научился сам. Чтению он отдавался со страстью, произведения грузинских прозаиков и лириков стали его лучшими друзьями. Подрастающий мальчик находил в них утешение и учился на них.

Потребность в учебе неоднократно толкала его в Тбилиси, где он зарабатывал себе на жизнь случайными заработками. Когда ему было двадцать, он вместе с другими художниками открыл мастерскую, от которой, однако, вскоре вынужден был отказаться. Нужда заставила его работать в течение трех лет на железной дороге кондуктором. Он подорвал здесь и без того слабое здоровье и вынужден был подать заявление об увольнении. Начальник управления дороги на обратной стороне нацарапал: "Увольнение крайне желательно, поскольку его постоянные болезни являются крайне дурным примером для других служащих".

Друзья собрали для Нико деньги и помогли найти ему жилье. Он открыл молочную лавку, которую украсил красочными изображениями коров. Эту настенную живопись, первую крупную работу, Нико рассматривал как начало своего жизненного пути. С этих пор каждую свободную минуту он использовал для рисования.

Несколько лет, владея лавкой, он жил в достатке. Но все же конец был неожиданным. Он познакомился с женщиной, в которую влюбился на всю жизнь: с француженкой Маргаритой, певицей и танцовщицей из кафе. Красивая, элегантная Маргарита окрыляла фантазию Нико; он восхищался и почитал ее самозабвенно. Человек с большим, верным сердцем, он считал "Марго" сказочно-прекрасным ангелом, спустившимся с неба. В состоянии блаженной восторженности Нико с радостью подарил ей не только свое сердце, но однажды и свое имущество. Это был последний день, когда элегантная Маргарита смотрела на него своими большими черными как смоль глазами. На следующий день она бесследно исчезла, оставив Нико на развалинах его жизни. Нико разорился. Он потерял "кредит и доверие" крупных торговцев и стал одним из беднейших жителей тбилисских окраин. Удар судьбы оставил в его душе глубокую рану, он разучился смеяться, стал неразговорчивым и замкнутым. Единственным смыслом жизни, утешением для него стало рисование. Но в обществе, в "большом" мире его картины были неизвестны.