Путешествие по стране Руставели - [28]

— Не потеряем ли мы, завернув сюда, слишком много времени? — задаю я ему неожиданный вопрос.

Реваз догадывается о причине моего беспокойства и смеется.

— Не показать вам храм Никорцминда я не могу. Вы ведь знаете, что Светицховели в Мцхете был построен в то же время, то есть в начале XI в. А это постройка еще более характерна для грузинской архитектуры того периода. Вы увидите это сами: хотя в композиции и много сходства, все же общее впечатление от храма Никорцминда совершенно иное, чем от Светицховели.

В том, что Реваз прав, я вскоре убеждаюсь сам. Мы останавливаемся в небольшой деревушке перед обнесенным забором храмом, у которого уже остановилось немало других машин.

С первого взгляда храм действительно напоминает мне своего близнеца Светицховели. Но чем ближе я подхожу, тем более убеждаюсь в том, что при всем внешнем сходстве у близнецов разный характер и несхожий язык.

В отличие от Светицховели, который произвел на меня впечатление именно возвышенной простотой своих ровных стен, продуманной соразмерностью своих архитектурных форм, меня привлекает здесь богатство декоративного убранства. Куда ни посмотришь — повсюду роскошные орнаменты и фигурные барельефы.

Реваз обращает мое внимание на то, что совокупность всех элементов конструкции образует целую декоративную систему, отличающуюся по способу исполнения от декоративной системы в Западной Европе в эпоху романтизма.

С объяснениями Реваза Кетеван, кажется, не согласна. Видимо, так могла объяснить и она сама. Она стоит в нескольких шагах от нас, запрокинув голову, погрузившись в созерцание этого произведения зодчества, покоящегося на горе в деревенской тиши, и что-то едва слышно говорит. Говорит в рифму, по-грузински. "Стихи", — догадываюсь я. Заметив, что я за ней наблюдаю, Кетеван кончает читать стихи и подходит к нам.

— Когда я стою перед этим храмом, — смущенно улыбаясь, говорит она, — мне вспоминается стихотворение, ода, которую написал о храме один из наших известных поэтов-лириков, Галактион Табидзе.

Когда мы обходим храм, она еще раз повторяет наиболее понравившиеся ей строфы по-грузински и пытается перевести их мне.

У главного портала слышим громкую речь. Гоги и Реваз идут вперед. Когда Кетеван и я сворачиваем за угол, то видим перед порталом нескольких бородатых пожилых мужчин. Отчаянно жестикулируя, они окружают молодого безбородого человека в белой с короткими рукавами рубашке и с возмущением что-то ему говорят.

С любопытством Гоги и Реваз подходят к спорящим и прислушиваются. Кетеван и я стоим в отдалении.

— Что они, выпили лишку? — спрашиваю я Кетеван.

— Не знаю, — отвечает она нерешительно, — молодой человек, видимо, чем-то не угодил старикам.

Да, на пьяных они не похожи. И вообще пьяных в Грузии я нигде не видал. Самое большее — иногда подвыпивших, подгулявших.

Нет, старики не пьяные. Но своими криками они действуют молодому человеку в белой рубашке на нервы. Несколько раз он поворачивается к ним спиной и порывается уйти, освобождая путь своими сильными руками. Но они его не отпускают, оттаскивают тут же назад, и даже бегут за ним вслед, когда ему удается сделать несколько шагов. Судя по всему, их распалил до такой степени не алкоголь, а неудержимый гнев.

С любопытством наблюдая за спорящими, я очень хочу узнать причину разгоревшегося спора. Но когда я поворачиваюсь к Кетеван, то вижу, что она уже идет к нашей машине.

Внезапно крики перед воротами храма стихают. Безбородый молодой человек в белой рубашке, преследуемый бородачами, бежит мимо меня к своей машине — ярко-зеленому "Москвичу". Ожидающие его двое других открывают дверцу, заводят мотор.

Едва молодой человек успевает исчезнуть в машине, как его преследователи оказываются на сельской улице. С ревом зеленый "Москвич" уносится прочь, а через несколько секунд за ним вдогонку устремляется светлая "Волга".

— Поехали, Гюнтер, нам нужно торопиться, — зовет меня Реваз, спешащий с плохо скрываемым возбуждением к "Жигулям".

Вдоль огромного водохранилища мы на бешеной скорости мчимся за уходящими от нас машинами, которые несутся на поворотах так, что только свистят и шипят шины. Внезапно "Волга" вырывается вперед, догоняет зеленый "Москвич" и обходит его. Но "Москвич" увеличивает скорость, обгоняет "Волгу" и оставляет ее позади. Но все же "Волга" вновь берет свое. Она почти настигает его, идет так близко, что кажется, будто уже вцепилась в него, вновь пытается обогнать "Москвич", находится с ним уже на одном уровне. На дороге столб пыли. Классическая гонка с преследованием! Но почему в ней участвуем мы? За кем мы гонимся и почему? За кем гонятся старики? За преступником, на которого объявлен розыск? Или они его в чем-то заподозрили?

Реваз отвечает на мои вопросы уклончиво. У первого же перекрестка нас останавливают. Двое милиционеров просят нас прижаться к обочине. Гоги останавливается и выходит. Дело ясное, думаю я, ему придется расплачиваться за превышение скорости. Но никаких претензий к нему милиционеры не высказывают. У них есть какое-то дело к Ревазу. Они просят пройти его к стоящему рядом тополю, в тени которого я вновь вижу бородатых стариков. Прохожу к перекрестку. Действительно, за углом стоит светлая "Волга". Теперь я уже вообще ничего не понимаю. Единственный человек, который может просветить меня, — это Гоги. Когда мы были у храма, он, находясь в непосредственной близости, мог наблюдать за всем сам. Сосредоточенно покуривая, он и сейчас слушает то, о чем идет речь в тени серебристого тополя.