Путешествие по стране Руставели - [20]

Появившиеся из-за кустов Константин и Саша поднимаются на камни.

— Гюнтер, что ты бегаешь как ужаленный? — ворчит Саша. — Константин хотел показать тебе что-то интересное, а ты…

— Не страшно, — говорит Константин в своей скромной манере, примирительно. — Как видно, вы уже сами нашли то, что я хотел вам показать. Вы находитесь на Великой абхазской стене, на втором по размерам сооружении подобного типа, которое когда-либо воздвигали люди.

— Сколько же это километров? — спрашиваю я, от неожиданности растерявшись.

Константин улыбается.

— Примерно столько же, сколько от Берлина до Лейпцига. Сто шестьдесят километров. Правда, местами она проходит через мощные горные цепи.

— Пойдемте!

Во время спуска вдоль стены к пляжу я узнаю от Константина, что ее постройка была начата по меньшей мере полторы тысячи лет тому назад. Особенно интенсивное строительство велось в VI в. при византийском императоре Юстиниане, в империю которого входила Абхазия. Она должна была защищать побережье от нападений кочевников со стороны Северного Кавказа и в то же время обеспечивать безопасность главного караванного пути Закавказья, который проходил по ее территории. Поэтому стена была укреплена многочисленными боевыми башнями, а через более отдаленные промежутки — крепостями. Башни отстояли друг от друга на расстояние полета стрелы, примерно на пятьдесят-шестьдесят метров, так что сведения о продвижении вражеских войск с севера или высадившихся на побережье могли быть переданы от одного укрепленного пункта к другому буквально со скоростью полета стрелы.

На почти пустом пляже в тени четырехугольной башни мы останавливаемся. Она достигает высоты многоэтажного дома, хотя ее выступающую верхушку с бойницами уже полностью уничтожило время. В некоторых местах каменные, толщиной в полтора метра стены обнаруживают следы разбушевавшихся потоков, которым они противостояли в течение пятнадцати веков. Трудно себе представить, можно только догадываться, каких титанических усилий абхазцам стоило при тогдашних технических средствах возведение сооружения таких размеров: бесконечного ряда башен, стены с мощными крепостями длиной в несколько караванных переходов.

Громкие крики привлекают мое внимание к трем загорелым молодым мужчинам, которые примерно в сотне метров от нас барахтаются в воде. Купаться! Саша и я следуем их примеру и бросаемся в волны прибоя, в удивительно чистую морскую воду.

У Константина купальных принадлежностей нет. Он с улыбкой смотрит нам вслед и идет бродить по пляжу. Когда мы выходим на берег, он стоит рядом с молодыми людьми и машет нам рукой, чтобы мы подошли. Саша, увидев возможность поснимать, быстро вытаскивает свой фотоаппарат.

— Видно, аквалангисты, — говорит он, когда мы, подойдя поближе, замечаем кислородные баллоны и ласты.

Но Константин представляет нам троицу как ученых-историков, которые в данный момент находятся на работе. С гордостью самый высокий из них, курчавый брюнет с крупным лбом мыслителя и подкупающе сердечной улыбкой, показывает на какой-то мокрый предмет, лежащий у его ног, который я поначалу принимаю за кузнечный мех из сыромятной кожи.

— Что это? — спрашиваю я с любопытством, в то время как Саша уже начинает снимать.

— Амфора, глиняный сосуд времен античности, который когда-то служил для хранения масла и вина, — отвечает дружелюбный мыслитель.

Только теперь на тупом конце яйцеобразного сосуда я замечаю два ушка и под слоем ракушек, налипших на него, различаю, как мне кажется, типично греческую амфору.

— Но каким образом греческая амфора времен античности могла оказаться здесь, на побережье Черного моря, точнее говоря, на морском дне у подножия Кавказа?

— Здесь примерно две с половиной тысячи лет тому назад поселились греки из Ионии и основали город Диоскурию, — поясняет мне курчавый брюнет, которого Саша снимает уже в третий или четвертый раз.

Ничего не понимая, я слежу за размашистыми движениями его рук, когда он рассказывает мне о контурах сухумской бухты.

— Что же, это был такой большой город? Вокруг бухты? Да это ведь около пятнадцати километров!

— Нет, — дружелюбный мыслитель качает головой и показывает в центр бухты. — Диоскурия — затонувший город. Когда сюда из Малой Азии пришли греки, бухта была еще сушей, защищенной со всех сторон горами, это была равнина, которая как бы напрашивалась на то, чтобы здесь основали город.

Я осматриваюсь. Из сухумского порта выходит белоснежный лайнер. На верхней палубе отдыхающие пассажиры. Трудно поверить, что судно плывет над городом, поглощенным сияющим восхитительной голубизной морем.

— Откуда известно, что бухта раньше была сушей, а здесь был город? — спрашиваю я. — Ведь сосуды, подобные амфорам, могли быть и на затонувших судах?

— В античных и средневековых фолиантах ученые обнаружили описания древних крепостей и даже целых городов, которые когда-то были построены на побережье Черного моря, а затем погребены под его волнами. Но поиски их долгое время оставались безуспешными.

Дружелюбный мыслитель рассказывает, что в 1864 году двое жителей Сухуми обнаружили на берегу моря золотую тиару в форме тонкой, как гусиное перо, диадемы со многими подвесками. Находки, подобные этой, побудили одного из ученых предпринять с помощью двух ныряльщиков первую экспедицию на дно бухты. На глубине четырех — шести метров он нашел развалины нескольких античных построек.