Путешествие по арабским странам - [77]

Джипы ехали в обход сильно разрушенных жилых домов. В европейской части города кое-где встречались развалины и вырванные с корнем пальмы; воронки от артиллерийских снарядов свидетельствовали о том, что здесь происходили жаркие бои, но серьезных разрушений не было. Тем не менее эта часть города тоже была безлюдна. По улицам разъезжали английские воинские машины. Из местных жителей корреспондентам повстречались только молодой мужчина и два мальчика лет по восемь.

Корреспондентов привезли к современному зданию, занятому военными, и запихнули в маленькую комнатку. В открытых дверях встал часовой с автоматом в руках. Прошло немало времени, а в штабе все не могли решить, как дальше поступить с журналистами. Был третий час. Из Эль-Мансура журналисты выехали двенадцать часов назад, причем несколько часов они провели под жарким солнцем. Всех мучила жажда. Воды не было, даже в туалете.

Из соседней комнаты появился молодой солдат.

— Хотите чаю? — спросил он.

— Конечно.

Часовой пригрозил ему:

— Держись отсюда подальше!

— Но ведь глоток чая им можно дать!

— Приказ есть приказ, — заявил часовой.

Чая не дали.

Итак, случай свел в этой маленькой комнатке восемнадцать журналистов из разных стран, пишущих для самых разных слоев населения, говорящих на разных языках, придерживающихся диаметрально противоположных мировоззрений. Они пережили одно и то же в рыболовецком порту и теперь задавали себе один и тот же вопрос: что собираются делать англичане?

Один заявил:

— Я против того, чтобы всех стригли под одну гребенку. Я, например, большинство присутствующих увидел впервые только на катере. Англичане должны проверить у всех документы, а потом решать. Не могу же я отвечать за людей, которых не знаю.

Реплика была встречена молчанием, она явно не понравилась.

— Кто требует, чтобы вы за кого-нибудь отвечали? По-моему, никто, даже если ваше правительство в близких отношениях с английским или с французским. Наша сила в том, чтобы держаться вместе, — произнес наконец кто-то.

После долгого ожидания явились наконец два английских полковника, один из них, с лихо закрученными усами, — пресс-офицер. Вид у него был самодовольный, разговаривал он громко, бесцеремонно, с нарочитой небрежностью.

— Кто здесь говорит по-английски? — спросил он высокомерно. — Но так, чтобы я мог понять.

— Надеюсь, я, — откликнулась стройная женщина в темных спортивных брюках. — Я канадка.

— Так вот, мадам, эти люди влипли в пренеприятную историю: вчера вечером между Порт-Саидом и Исмаилией египтяне расстреляли двух иностранных корреспондентов.

— Вам известны их имена? — спросил фоторепортер из Южной Германии.

Офицер назвал их.

— Оба были моими друзьями, — растерянно сказал фоторепортер.

— Может быть, египтяне собираются поступить таким же образом с некоторыми из вас, — торжествующе продолжал офицер, — а потом будут кричать: «Проклятые англичане!»

Возмущенный столь беспардонным извращением фактов, один из присутствующих спросил:

— А как вы собирались сегодня поступить с нами, сэр?

Офицер засмеялся:

— Сами виноваты. Целиком и полностью сами. Вы без разрешения вступили в военную зону.

Канадская журналистка ответила просто:

— По вашим собственным словам, нет никакой военной зоны, ибо нет войны, а проводятся только меры но наведению порядка.

По лицу самодовольного офицера промелькнула тень неуверенности, но он тут же спохватился и хвастливым тоном принялся рассказывать, как прекрасно он сработался с корреспондентами в Порт-Саиде. Нынешнее дело, однако, выходило, по его словам, за рамки обычного. и его надо было решать в высшей инстанции.

Затем он исчез вместе с другим офицером, который за все время едва ли произнес хоть слово.

Через час пресс-офицер вернулся и объявил решение: всех на самолете отправить на Кипр.

— А потом куда?

— Это ваше дело, — сказал он.

Корреспонденты, однако, отказались подчиниться и заявили, что хотят вернуться туда, откуда приехали, на том же катере. Он ждет в гавани.

Офицер снова ушел. Солдат принес тарелку с бутербродами, но жидкого — ничего. У фоторепортера из Южной Германии, сына некогда известного профессора философии Кельнского университета, с тех пор, как он услышал о смерти двух знакомых журналистов, был запуганный и растерянный вид. Он вдруг высчитал, что вполне успеет к следующему выпуску своей газеты, если согласится отправиться на Кипр и оттуда полетит дальше. Он отделился от группы. День уже клонился к вечеру, когда офицер — на этот раз он напоминал воздушный шар, из которого выпустили воздух, — пришел наконец в третий раз и сказал:

— Все в порядке. Можете возвращаться, но только сегодня же вечером. Где ваша лодка?

— В порту.

Их отвезли на грузовике на берег озера, уже погрузившегося во тьму. Катер исчез. Тяжелый танк осветил берег, прошел даже от одного мола до другого, освещая все вокруг, — ничего! Лодочники-египтяне, утром пережившие обстрел и видевшие убитую женщину, до наступления темноты ожидали своих пассажиров, но, не зная, что случилось с ними, под покровом ночи ушли, чтобы спастись, и, вернувшись в Эль-Матарию, рассказать об ужасах этого дня.

Корреспонденты снова стояли на молу, на этот раз в полной темноте.