Путешествие по арабским странам - [76]

Маленький парусник остановился почти рядом с катером. Теперь от причала отошла моторка с двумя мужчинами в форме. Может быть, англичане послали наконец офицера? Они могли и должны были сделать это еще два часа назад. Но когда приблизилась моторка, стало видно, что на ней развевается флаг Красного Креста и что у третьего ее пассажира, в белом костюме, на руке повязка Красного Креста. Когда моторка выруливала на фарватер, маневрируя между причаленными у берега парусниками, с одного из них она взяла на борт египтянина, который, умоляюще протягивая руки, что-то говорил.

Стрельба прекратилась. Наступившую было тишину вновь рассекли душераздирающие женские вопли. У Петера по телу прошла холодная дрожь. Он заглянул в рыбацкую лодку. Там лежала египтянка лет тридцати; ее черноволосая голова плавала в огромной луже крови. По дну лодки полз седой старик, у которого с соломенной шляпы и с руки лилась кровь. И тут Петер понял, как была убита женщина, лежавшая в лодке из Эль-Матарии.

Человек в белом вскочил на борт лодки и взглянул на женщину. Он даже не стал ее осматривать и тут же вернулся назад в моторку. Женщина была мертва. На старика, который еще в состоянии был ползти, он не обратил никакого внимания.

Египтянин, которого моторка взяла на борт у въезда в гавань, спрыгнул в лодку, где лежала убитая. Ему было лет сорок. Безумно рыдая, он склонился над мертвой, потом выпрямился и поднял глаза к небу, снова склонился и опять выпрямился. В безысходной тоске он рвал на себе галабию.

Наверно, это был муж убитой.

Когда иностранные журналисты взошли на мол рыболовецкого порта Порт-Саид, перед их глазами еще стояла убитая, в ушах звучали крики отчаяния ее родных. Журналисты были до глубины души потрясены злодеянием англичан.

Петер смотрел на солдат, не понимая, как эти люди, только что упражнявшиеся в стрельбе по живым мишеням, могли так услужливо помогать корреспондентам выбраться из катера на берег. У них были мускулистые, хорошо тренированные тела и суровые, спокойные лица солдат, привыкших бездумно подчиняться любому приказу и без приказа не делать ничего. Один из них убил женщину — это знали все, но кто именно — было известно только ему самому. Но все солдаты стреляли в людей — это тоже все знали.

Петер прошелся по песчаному молу. Тут и там валялись гильзы от винтовочных патронов. В одном месте он их пересчитал. Только отсюда пятьдесят восемь раз стреляли в рыбаков с женами и детьми или по группе журналистов, среди которых тоже были две женщины. Солдаты и офицеры знали, в кого они стреляют; один из них и теперь еще смотрел в бинокль. Обе журналистки, несмотря на свистящие вокруг пули, вставали во весь рост, кричали и махали руками: «Не стреляйте!».

Но кто-то из офицеров вновь командовал: «Огонь!», и солдаты стреляли. Теперь человек десять этих храбрецов стояли вокруг. Поразительно, но они выглядели, как люди.

— Сегодня в меня впервые в моей жизни стреляли, — сказала канадская журналистка, обращаясь к английскому офицеру, старшему лейтенанту, — и впервые я увидела убитого человека.

Офицер ухмыльнулся:

— Нам только хотелось немного попугать вас, — сказал он беззаботно.

— Ту, которую убили, тоже? — спросил кто-то.

Ответа не последовало.

На молу вообще мало разговаривали. Там стоял джип с радиоустановкой для связи со штабом, который находился где-то среди белеющих вдали зданий города. Петер услышал, как штаб запрашивал, действительно ли прибывшие являются журналистами. Радист ответил утвердительно. Затем опять наступила гнетущая тишина.

Порт застыл в мертвом молчании. Никакого движения вокруг. Египтяне, обычно такие жизнерадостные, молча стояли в парусниках у входа в порт и сурово смотрели на мол. В своих длинных галабиях они напоминали грозный хор эриний — греческих богинь мщения. Тишину нарушало только жалобное мяуканье брошенного котенка. В песке валялись крошечные коричневые сандалии ребенка лет четырех и чуть побольше — белые. Из скарба беженцев — столов, шкафов, тележек — английские солдаты сложили у края мола баррикаду, ту самую, что была видна с озера. В досках столов солдаты проделали прямоугольные отверстия — бойницы. Из них, наверно, было особенно удобно стрелять по безоружным и беззащитным.

Снова заговорило радио. Подойдя, словно ненароком, ближе, Петер услышал приказ: «После сегодняшнего инцидента не стрелять по судам». Значит, стрельба велась по воле и с ведома штаба. Виновники убийства сидели в мягких креслах.

Подошло два джипа. Иностранцы сели в машины. У них проверили документы. Одни показали паспорта, другие — выданные египетскими властями удостоверения. Долго ехали они по песчаной насыпи вдоль озера, пока не добрались до рыбацкого поселка на берегу моря, в нескольких километрах от города. Поселок будто вымер. Окна и двери были заколочены, в домах, видимо, никто не жил. Хлынувший сюда поток беженцев увлек за собой, очевидно, и местных жителей. Многие, возможно, погибли.

Наконец, пересекши по временной колее пустыню, джипы достигли окраины города. Небольшие дома по обеим сторонам широкой улицы были заперты — на многих дверях висели замки. И здесь ни души. Мертвые дома, мертвая улица, и так на протяжении километра. Затем на обочине дороги начали появляться люди; они вопросительно глядели на джипы. Чем дальше, тем больше становилось людей, но все же их было мало по сравнению с обычной в египетских городах сутолокой. По улице прошел патруль — девять английских солдат. В каждом джипе у задней стенки сидел английский солдат с пальцем на взведенном курке автомата, зорко оглядывая мертвые дома и немногочисленных прохожих.