Путешествие по арабским странам - [75]

— Они стреляют в нас! — закричал кто-то.

Трудно было понять, что думали и чего хотели англичане. Вряд ли небольшой пассажирский катер угрожал Британской империи или хотя бы одному английскому солдату. Это не могли не понимать люди на молу, один из которых смотрел в бинокль. Если они не хотели, чтобы катер вошел в порт, они могли воспрепятствовать этому другими средствами. А если он внушал им такой! уж страх, то танк мог бы спуститься по откосу и под прикрытием стальной брони какой-нибудь храбрый солдат мог бы отважиться крикнуть безоружным людям: «Убирайтесь отсюда! Мы боимся двадцати штатских!».

Однако солдаты ее величества не размышляли. Они стреляли.

— Поворачивай! — крикнул кто-то в лодке.

— Назад! — подхватили другие, и все бросились плашмя на дно.

Лодочники попытались повернуть свое суденышко, но при этом катер сошел с фарватера и сел на мель Теперь он представлял собой неподвижную мишень. Над головами людей гремели и свистели выстрелы. Двое египтян сидели на корточках рядом с рулевым, который стоял во весь рост. Он спокойно снял катер с мели и вывел его из порта. Выстрелы прекратились. Солдаты, видно, хотели всего-навсего отогнать катер. Ну хорошо, он уйдет. Но стрелять в безоружных людей или в лучшем случае над их головами, только лишь чтобы прогнать, — что за жестокая забава!

Катер успел отойти примерно на восемьдесят метров от входа в порт, когда стрельба возобновилась. «Восемьдесят метров — лучшая дистанция для снайперов», — произнес кто-то. Теперь и вовсе невозможно рыло понять, чего хотят англичане. Войти в порт катеру не разрешалось, уйти — тоже. Лодочники привязали катер к торчавшему из воды железному шесту. Может быть, англичане решили все же проверить у пассажиров документы? Но не тут-то было… Там, где кончался мол, на ровном берегу, примерно в восьмидесяти метрах от лодки, стоял английский часовой. Он был отчетливо виден. Внезапно он поднял винтовку, прицелился в привязанный катер и выстрелил. Около самого борта вновь поднялся каскад брызг. Часовой опустил винтовку, посмотрел на катер, поднял ее и выстрелил еще раз. Пуля ударилась возле ног рулевого. Тот, кто лежал рядом, отполз в сторону. Корреспонденты стали кричать часовому, называли себя, но он продолжал стрелять.

— Мне страшно, — сказала канадская журналистка, но выпрямилась во весь рост и крикнула: — Не стреляйте! Я — гражданка Канады!

Англичанин снова поднял винтовку, но женщина, бледная, продолжала стоять. Все закричали: «Не стреляйте!». Тогда солдат опустил ружье и ушел.

Египтяне решили, что теперь наконец можно ехать. Они запустили мотор, но немедленно грянул залп. Мотор снова заглох. Лодка спокойно качалась под лучами солнца. Становилось жарко. Швейцарская журналистка сняла свой белый свитер, и кому-то пришла мысль поднять его на багре, как белый флаг. Это могло показаться смешным, но людям в лодке было не до смеха. Не смеялся и молодой фоторепортер южногерманской иллюстрированной газеты. Он устроился за спиной коренастого советского журналиста, обретя, таким образом, коммунистическое прикрытие. В перерывах между выстрелами он высовывался, выпрямлялся на миг, с гримасой страха щелкал фотоаппаратом, запечатлевая своих спутников, сидевших на корточках или лежавших, а затем снова быстро прятался за спину коммуниста.

Не смеялся и его коллега. Подчеркнуто важным тоном он произнес:

— Пора бы им прекратить! Они нам достаточно надоели в Западной Германии!

Рядом неподвижно, с окаменевшим лицом сидел японец. Когда стрельба прекращалась, он закрывал глаза, будто спал. Турецкий фоторепортер тоже не смеялся. Он был не менее пуглив, чем толст, и усердно прятался за спинами других. А швейцарец работал: он записывал на пленку своего маленького магнитофона стрельбу и крики, разговоры своих спутников и собственный комментарий.

Катер стоял неподвижно. Корреспонденты просили позвать офицера, но он все не появлялся. Наконец со стороны озера показалась лодка. В ней стояли два египтянина. После первых выстрелов в их сторону они широко улыбались, показывая белые зубы, но, поняв, что дело принимает серьезный оборот, укрылись на дне лодки и стали медленно поворачивать. Теперь корреспонденты стали свидетелями того, как солдаты упражнялись в стрельбе по цели. Разрывы поднимали всплески воды, сначала на расстоянии тридцати метров от лодки, затем — двадцати, десяти, и, наконец, пули стали попадать точно в лодку. Теперь один выстрел следовал за другим, и все точно в цель. Никто из зрителей не мог бы сказать, живы ли еще люди в медленно удалявшейся лодке.

Все взоры еще были прикованы к ней, когда кто-то закричал:

— Вот еще одна идет к нам!

На этот раз из гавани вышел маленький парусник, нагруженный домашним скарбом, и направился прямо к обстреливаемой лодке, вернее, его сносило к ней. Парусник шел осыпаемый градом пуль. Когда он приблизился к лодке на расстояние пяти метров, среди треска выстрелов раздались истошные женские крики.

Время приближалось к полудню. Стрельба продолжалась уже два часа. Когда женщина закричала, некоторые корреспонденты решили, что у нее сдали нервы или что она в страхе кричит солдатам, чтобы те перестали стрелять. Но они ошиблись.