Путешествие по арабским странам - [24]

«Эйзенхауэр» тоже направился к новым клиентам, и лишь «Бисмарк» не отставал от Петера и Ивонны.

— Хотите? — спросила Ивонна.

— Я уже был у пирамид, — ответил Петер.

— Я тоже, но не верхом на верблюде.

— Тогда рискнем.

Владелец верблюда, едва услышав начало разговора, ударил «Бисмарка» палкой по ногам и громко по-арабски выкрикнул приказание. Верблюд, носящий имя немецкого канцлера, послушно опустился сначала на колени, затем на грудь и лег на землю, вытянув шею и голову высоко вверх. «Пожалуйста, мисс Миллион!» — предложил египтянин и тоном, исполненным заботы о седоке, стал расхваливать прекрасное седло, спокойную, уверенную поступь животного, пестрое одеяло… Ивонна забралась, в седло.

— Поедемте вместе! — крикнула она.

— Еще одного верблюда, — быстро проговорил египтянин.

— Тогда уж лучше лошадь, — ответил Петер.

Египтянин с быстротой молнии подозвал владельца лошади и одновременно так сильно дернул уздечку, что верблюд разинул пасть, угрожающе оскалив огромные зубы. Затем хозяин ударил его палкой. Верблюд, покачиваясь, поднялся на ноги, и Ивонна, весело вскрикнув, закачалась вместе с ним.

— Держитесь! — крикнул Петер.

— Поехали, — отозвалась она с высоты.

— Но только до следующей пирамиды!

— Да, да!

Тем временем иностранцы, приехавшие в автобусе, тоже уселись на верблюдов, и маленький караван потянулся вверх по изогнутой полумесяцем дороге, к пирамиде Хефрена. В пути один из седоков придержал своего верблюда, который спокойно остановился у края дороги. Седок, человек лет тридцати, по-видимому заранее договорившись с хозяином животного, подал ему свой фотоаппарат, обвязал вокруг головы платок бедуина и стал позировать перед объективом. Затем он вернул платок и забрал аппарат. Настоящий балаган рядом с городом мертвых у края пустыни!

Ивонну словно подменили. Холодная чопорность, как бы ограждавшая ее прежде от всего окружающего, сменилась ребячливой веселостью. Разгоряченные и возбужденные, они вернулись в гостиницу, освежились и отправились плавать.

Выложенный цементом бассейн, обнесенный оградой, находился на возвышенном месте, рядом с большим садом, где египтянин, одетый в штаны и рубашку, поливал из длинного шланга цветы.

Вода в бассейне была зеленоватая. Три стороны вместе с мостками освещались солнцем. Пространство перед мужскими кабинами, затененное тентом, было превращено в кафе, здесь стояли столики и кресла. В некотором отдалении помещалось несколько душевых кабин. В бассейне плавали человек десять мужчин, несколько иностранок и египетских девочек. Ни одной взрослой египтянки не было видно в воде, хотя в тени на террасе сидели матери, наблюдая, как резвятся их дети.

Прохладная чистая вода, сменявшаяся каждый день, замечательно освежала в полуденную жару. Ивонна и Петер несколько раз проплыли вдоль стоики бассейна, перебрасываясь шутками, долго кувыркались, вздымая вокруг себя каскады брызг, а затем, смеясь и отдуваясь, вылезли на освещенную сторону, чтобы обсохнуть под лучами солнца. Камень оказался настолько горячим, что лечь на него было невозможно. Служащие бассейна уже знали Ивонну, и один из них молча принес нечто вроде матраца и мохнатое полотенце, а кроме того мухобойку и бутылочку какого-то масла, которое якобы обладало способностью отпугивать мух. Но у мух, очевидно, был насморк, и они не чувствовали запаха масла. От их назойливого внимания и от жары оставалось лишь одно спасение — бассейн. Ивонна и Петер снова прыгнули в воду и затеяли там веселую возню.

— Пообедаем здесь, — предложила Ивонна, когда они по дорожке, обсаженной пальмами, возвращались к террасе.

Петер согласился. Он остался на террасе, а Ивонна отправилась в свою комнату в гостинице. Когда она вернулась, на ней была широкая желтая юбка и тесно облегающая черная шелковая блузка с маленьким стоячим воротничком.

Кроме купальных принадлежностей Петер положил в сумку чистую тенниску и теперь надел ее — прежняя в один миг стала совершенно мокрой от пота, — а пиджак повесил на спинку стула. Ивонна и Петер миновали фойе, прошли мимо швейцара с пышными усами, мимо стоявших в ряд «боев» уже довольно зрелого возраста, одетых в яркие галабии всех цветов радуги и низко кланявшихся гостям, мимо продавца книг, торговца сувенирами, мимо парикмахера. Петер нес свой пиджак, перекинув его через руку.

— Вам не холодно? — спросила Ивонна в дверях ресторана.

Он засмеялся.

Она осталась серьезной и, когда они вошли в ресторан, сказала:

— Почти все мужчины в пиджаках.

Петер пропустил ее вперед и шепнул ей чуть ли не на ухо:

— Почти все, Ивонна.

Первый раз он назвал ее по имени.

Метрдотель в черном смокинге подвел их к столику. Они сели, и Петер снова повесил пиджак на спинку стула.

Официант в черных брюках и белой куртке подошел, чтобы принять заказ. Кушанья разносили мужчины в ярких галабиях. Один из них тотчас же поставил на стол хлеб и воду.

— Мы еще не выбрали, — сказала Ивонна, и официант отошел. — В Штатах, — произнесла она затем, глядя в меню, в приличные рестораны не пускают мужчин без пиджаков.

— Если бы женщины в такую жару носили шерстяные кофточки, — ответил Петер, — они имели бы право требовать от мужчин, чтобы те не снимали пиджаков. Ваш великий Авраам Линкольн, даже будучи президентом, наверняка не раз сидел в обществе без пиджака. Желаю вам приятного аппетита и хорошего утреннего настроения.